Книга отзывов и предисловий

Вслед за этим возникает еще одно звено: японский прозаик середины XX века Осаму Дадзай, автор рассказа «Жена Вийона». Этот рассказ у Гримберг лишь назван; внешне это – маячок, сообщающий читателю, каким образом жена Вийона попала в гримберговский цикл. Но, если вчитаться в рассказ Дадзая, становится ясно, что Гримберг обязана ему не только идеей героини. Герой этого рассказа, мужчина по имени Отани, – известный поэт, вор и распутник. Он обманывает свою жену, делает многотысячные долги в питейном заведении, где рассказывает о себе, что «хоть он еще и молодой, а уже считается лучшим поэтом Японии. Вдобавок он еще и ученый, закончил лучшую высшую школу, а потом императорский университет…»[37]

. Жена, чтобы покрыть долги мужа, устраивается на работу в то самое питейное заведение; гуляя перед этим по городу, она видит в журнальной рекламе анонс статьи мужа о поэте Франсуа Вийоне. Рассказ, написанный от ее лица, заканчивается примирением с пороками мужа; становится ясно, что эта женщина меняет свою судьбу не только для того, чтобы выпутать свою семью из сложной ситуации, и не только для того, чтобы изменить собственную жизнь, но и из действительной любви к мужу. Это любовь-сожаление, любовь-прощение – но и любовь-восхищение: «Я читала название статьи, фамилию мужа, и вдруг горячие слезы стали застилать мне глаза»[38]

. Так действуют и героини Гримберг – жена и дочь Вийона: для второй Вийон-поэт иногда заслоняет Вийона-человека и оправдывает его.

Итак, в этом сравнительно коротком стихотворении уже кристаллизованы несколько черт, характерных для поэтики Фаины Гримберг. Образы, аллюзии, время и пространство – все это связано в первую очередь с семантикой, но стоит обратить внимание и на структуру речи. Речь поэта, хотя бы и в приведенном выше обрывке, – эмоциональный, неусложненный, почти заполошный рассказ. И эту синтаксически несложную речь Гримберг насыщает, как мы уже видели, множеством отсылок к явлениям разных культур. Довольно важно, что она называет эти явления напрямую. Интертекст у Гримберг иногда бывает открыт до простодушия, и это делает ей честь: вполне можно представить отсылку к рассказу Дадзая скрытой, понятной лишь посвященным или очень дотошным исследователям[39]

. Гримберг выкладывает весь рабочий материал на поверхность, заботится не о том, чтобы ее конструкция обладала герметичной и сияющей оболочкой, а о том, чтобы она, собранная из столь разных деталей, работала и жила. Как опытный автор исторических романов (а в одной из сетевых публикаций «Четырехлистник» именуется историческим романом[40]

), Гримберг скорее создает заново, чем воспроизводит реальность, и те реалии, которые составляют конструкцию, принципиально находимы. Попросту говоря, незнакомый с ними читатель может найти их с помощью поисковика. Можно увидеть в этом и гуманистическую метазадачу – установить коммуникацию с читателем. (Кстати, если прочесть подряд весь сборник «Четырехлистник для моего отца», что, вероятно, сделает большинство его читателей, то в нем найдется множество внутренних перекличек, в том числе с вийоновским циклом: самая очевидная – «традиционный роман» «Версия крысолова», где плач Мари Коген о казненном Андре Рома́ предвосхищает повествование и ламентации дочери Вийона.)

И вот в этом-то пространстве с его намеренным и доступным правдоподобием возникает фигура Вийона, о которой нужно говорить отдельно. Если виселица Монфокон, кладбище Невинных и парижские кабаки находятся на своих местах, что можно сказать о Вийоне – жившем между этими локусами и живущем в стихах Гримберг?

Как указывает Евгений Витковский, «мы вообще ничего не знаем о Вийоне после 8 января 1463 года»[41] – то есть того дня, когда ему было велено покинуть Париж (суд заменил ему смертную казнь на изгнание). Биография Вийона восстанавливается с трудом по немногим документам, и, разумеется, тех красочных подробностей, которые описаны у Гримберг, в этой реконструкции нет. Убийство священника Сермуаза само по себе не стоило Вийону тюремного заключения, как описано у Гримберг, поскольку было актом самообороны. Нет никаких сведений и о смерти поэта, которой в «Четырехлистнике» посвящено несколько страниц. Вийон у Гримберг изобретается: она чувствует, каким он мог бы быть, и таким он является. Из «Баллады Прево-младожену», текст которой не сохранился, возникает эпизод с появлением Вийона на свадьбе друзей, а из сохранившейся баллады, написанной к поэтическому состязанию в Блуа, – эпизод о дружеской попойке с поэтами прошлого и будущего (а также и собственно эпизод состязания).