Кое-что об архимагах

— Они вам все равно не помогут! — шептала Аркадия, с пренебрежением растирая о подошву нескладной обувки чужие надежды.

«Значит, ангел — ну конечно же ангел! — смеялось все внутри нее. — Нет, мой дорогой. Дружить тебе придется со мной, иначе ОН все узнает и отвернет тебе твою хитрую и изворотливую башку».

Подумать только!..

— Ты что делаешь, девка⁈ А ну прочь! — донеслось резкой отповедью из храма.

Аркадия, пискнув, спрыгнула и понеслась к дороге, перекрывая легкое раздражение азартом и радостью.

Интересно, где эта тварь тьмы нашла душу святого? Это же нереально! Даже архимаг поверил в менее вероятное событие — в заточённого ангела, столь кроткого и всепрощающего, что провожает даже отчаянных грешников в рай, чем в последний путь праведника, вознесшего с собой души спутников.

Но расчет неплох — даже убить темного сейчас означает собственноручно отправить его на небо. А ведь чтобы пробить границы такой тюрьмы — если архимаг действительно решит за это взяться — одного Света действительно может оказаться мало. Пробить, чтобы освободить вовсе не ангела.

Какая же насмешка, какой цинизм. Сколько же лет Филипп готовил переход?

Плечо вновь царапнуло раздражением — смотрит служка, не иначе. А то и гонится за ней с палкой — девчонка прибавила в беге, не решаясь оборачиваться. Платьице новое, дорога под уклон, падать не хотелось.

Но если расчет Фила верен, то архимага устроит и последний бой за эту крепость — ведь павшие, как тот считает, тоже попадут в рай. Горе только самоубийцам. Ну, еще горе тем, кто верит отродью тьмы, даже если то молчит.

Раздражение вновь кольнуло в спину. Да что такое! Аркадия повернулась, чтобы показать язык храмовому служке. И никого не обнаружила за собой, кроме пустующей дороги к вершине холма — той его части, что была на противоположной стороне от ее дома. Однако раздражение — оно присутствовало, маятно и давяще с одного и того же направления.

Тогда она прислушалась к себе еще раз. А затем с удивлением, свойственным узнаванию знакомой вещи, которой тут просто не могло быть, двинулась в направлении тянущего и раздражающего чувства — прямо к дощатому заборчику за несколько домов позади. Ветхий и растрескавшийся, забор явно был недавно поправлен и выровнен — следы работы отчетливо виднелись на земле. Зато строение за ним — черная от копоти приземистая хибара, заметно покосилась от небрежения и времени. Но и там явно шла работа — гулко стучал обух топора о бревна, дышал ветром костер, разнося ароматы смолы и сгоревшей щепы.

Временная калитка — сбитая аккуратно и перевязанная корой молодого деревца, пущенной на полосы — оказалась приставленной ко входу и была легко отодвинута в сторону.

Аркадия вступила в узкое подворье, запертое между домом и крытой коновязью, с привязанной к стропилам лошадью. Большую часть свободного пространства занимала распряженная телега, а топор хозяина звучал где-то позади постройки, с огородов — перед домом все равно не оставалось места для работы.

Девушка недоуменно, словно сама себе не веря, оглядела место еще раз — от свежей тропинки через двор, засыпанной речным окатышем, до подновленного сруба колодца в дальнем углу. Может, ошибка, и ее чувства обманули?

А еще через мгновение из-под телеги, с тем же чувством неверия, вышагнул серо-черный волчонок, у которого она сама отняла дарованную псевдо-жизнь, велев уйти и умереть в лесу. Глаза зверя горели алым, под гладкой шерстью перекатывались узлы мышц, созданные дыханием бездны, а когти почернели до обсидианового оттенка.

— Почему ты жив? — изумилась Аркадия, приседая на корточки и внимательно разглядывая тварь.

Волчонок дохнул злостью и голодом, но под пристальным взглядом поджал уши, лег на живот и, сломленный чужой волей, покорно пополз к прежней госпоже.

Рука девчонки без страха легла на дрожащую в испуге морду приблизившегося зверя.

— Та-ак… И кто тебя поднял? — взлетели от удивления брови девчонки, чувствуя под ладонью результат чьей-то грубой, некачественной, но крайне мощной работы.

— Девочка, отойди от собаки! — испуганно донеслось старческим голосом с дальнего края двора. — Мех, фу! Фу, я сказал!

Через двор, оббегая брошенную телегу, несся престарелый мужчина, в котором Аркадия без труда опознала давешнего нескладного возницу, привезшего их из лесу. А в следующее мгновение осознала, что тревожные слова его были сказаны вовсе не на местном диалекте — а на языке бездны.

Аркадия резко встала, отодвигаясь от собаки, бросила внимательный взгляд по сторонам. И стоило старику присесть рядом с собакой, стараясь удержать ее, прижимая к земле, и поднять укоряющий взгляд на незнакомую малолетку, забредшую к нему во двор — наотмашь врезала ему по голове подхваченной у ног шкатетиной.

С болью в голосе взвыл волк, дрогнув телом, но не посмел подняться — даже когда Аркадия подошла к рухнувшему старику и поставила правую ногу ему на горло, резко надавив подошвой.

— Кто твой мастер? — жестко произнесла она, глядя в полные боли глаза.