Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)

— Нет. — Она с трудом приподнялась, уселась и выдавила из себя улыбку — полуиспуганную, полунасмешливую. — Нет, мистер Петерсон, мистер Калверт, и как вас там еще… Вы совершенно правы. Актриса должна управлять своими эмоциями. Но я больше не актриса. — Она сделала маленький глоток бренди, и в лице ее появилась бледная тень жизни.— Некоторое время назад я заметила, что на борту "Шангри-Ла" происходят странные вещи. На яхте стали появляться незнакомые люди. Часть прежнего экипажа была заменена без всяких причин. Несколько раз меня в сопровождении горничной отправляли на берег, в то время как "Шангри-Ла" уходила в загадочные рейсы. Мой муж — сэр Энтони не рассказывал мне ничего. Он сильно изменился в худшую сторону со времени женитьбы — боюсь, он принимает наркотики. Я видела оружие. Как только эти странные люди появляются на борту, меня отсылают в каюту. — Она невесело улыбнулась. — И причиной тут не ревность моего мужа, можете мне поверить. Последние день-два я стала чувствовать, что дела у них идут плохо. Вечером, как раз перед тем, как появились вы, меня снова отослали в каюту. Я вышла из салона, но задержалась в коридоре. Я слышала, как Лаворски сказал: "Если ваш приятель-адмирал является представителем ЮНЕСКО, то я — царь морской. Я знаю, кто он. Мы все знаем. Или мы, или они — вот как обстоит дело". А затем капитан Имри — как я ненавижу этого человека! — сказал: "В полночь я пошлю Квинна, Жака и Крамера. В час, в проливе эта яхта уйдет на дно."

— Обаятельные друзья у вашего мужа, — пробормотал я. Она посмотрела на меня, с некоторым удивлением:

— Мистер Петерсон или мистер Калверт… Я еще слышала, как Лаворски называл вас Джонсон…

— Это недоразумение, — пояснил я. — Калверт. Филип Калверт.

— Филип, — произнесла она на французский манер, и это прозвучало очень мило. — Как вы говорите, что за тон? Неужели вы такой болван, что не понимаете, — вам угрожает смертельная опасность.

— Мистер Калверт, — кисло произнес дядюшка Артур, — вполне осознает опасность. Это его неудачная манера выражаться и только. — Дядюшке не понравилось ни то, что она, аристократка, назвала меня болваном, а то, что назвала меня, простолюдина, по имени. — Вы очень смелая женщина, Шарлотта.

Дядюшка назвал ее по имени. Ну да. Обращаться друг к другу по именам это привилегия  представителей голубой крови.

— Вы очень рисковали, Шарлотта, когда подслушивали. Вас могли схватить.

— Меня схватили, сэр Артур. — Улыбка тронула ее губы, но не коснулась глаз. — Это вторая причина, по которой я оказалась здесь. Даже не зная о грозящей вам опасности, я все равно бы сбежала. Меня поймал мой муж. Он запер меня в каюте. — Она встала, ее сотрясала дрожь. Повернувшись спиной, она подняла намокшую темную блузку. Поперек спины шли три длинные сине-багровые полосы — следы от ударов плетью. Дядюшка Артур замер, затаив дыхание. Я пересек салон и стал рассматривать ее спину. Следы были примерно в два сантиметра шириной и наполовину опоясывали тело. Я легко коснулся одного из следов. Мякоть вздулась и опухла, след был свежий, самый натуральный из тех, что мне доводилось видеть. Она не двигалась. Я отступил, и она повернулась к нам лицом.

— Мило, не правда ли? Но ощущение не из приятных. — Она улыбнулась все той же улыбкой. — Я могу показать кое-что похуже.

— Нет, нет, нет, — торопливо сказал дядюшка Артур. — В этом нет никакой необходимости. — Он помолчал немного, затем выдавил из себя: — Дорогая Шарлотта, в какой же опасности вы оказались. Это жестокость, дьявольская жестокость. Чудовище, которое, возможно, находилось под действием наркотиков. Никогда бы этому не поверил! — Лицо у него стало красно-кирпичного цвета, голос был такой, словно Квинн держал его за горло. Он задыхался. — Никто бы в это не поверил!

— Кроме прежней леди Скурос, — спокойно сказала она. Теперь я понимаю, почему она то и дело попадала в психбольницы, пока не умерла. Я не хочу последовать за ней. Я сделана из более крепкого материала, чем Анна Скурос. Поэтому я собралась и убежала. — Она показала на полиэтиленовую сумку с одеждой, привязанную к поясу: — Как Дик Виттингтон[5], не правда ли?

— Они будут здесь задолго до полуночи, если обнаружат, что вы сбежали, — заметил я.

— Они обнаружат это только утром. Я часто запираю изнутри дверь каюты на ночь. Сегодня вечером я заперла ее.

— Да, это хорошо, — сказал я. — А вот то, что на вас мокрая одежда — плохо. Это может кончиться воспалением легких. В моей каюте вы найдете полотенце. А после мы вас устроим в отеле "Колумбия".

— Я надеялась на большее… — Плечи ее опустились еще ниже, если только это было возможно; выражение отчаяния и крушения всех надежд было непередаваемо. — Вы оставите меня в таком месте, где они сразу найдут меня. Для меня нет безопасного места в Торбее. Они схватят меня и вернут назад, а мой муж запрет меня в каюте. Моя единственная надежда — бежать. Пожалуйста! Разве мы не можем бежать вместе?

— Нет.

— Вы из тех, что не любят уклончивых ответов, так, что ли?