Когда зацветет сакура…

– Коннитива! Коннитива!.. – жал ему руку Алексей. – Что-то давно тебя не было видно. Я уж, грешным делом, подумал, что ты тоже к американцам сбежал.

Тен, этот улыбчивый человек без возраста, был заводилой всех компаний, куда еще недавно приглашали Жаковых известные в городе люди. Он виртуозно играл на аккордеоне, и у него был прекрасный голос.

– А зачем мне бежать? У меня здесь дом, – перевел Алексею сидевший в машине Ли Ден Чер. – При этом еще неизвестно, где будет лучше. У меня двоюродный брат живет в американской зоне, так он говорит, что они там такое вытворяют… Пьют, буянят, женщин насилуют… Разве это хорошо?

– Ну не все же американцы сплошь плохие люди, – заметил ему Алексей. – Бывают и среди нашего брата… – он не договорил, и Тен заметил, как он вдруг переменился в лице. «О чем-то плохом, видно, начальник подумал», – решил кореец.

А ведь так оно и было. Некоторое время назад Жакову пришлось арестовать одного интендантского старлея по фамилии Воробьев. Тот уговорил двух морячков с советского сухогруза вместе ограбить некоего корейского коммерсанта. Офицер предложил тому по сходной цене ходовой товар, который якобы хранился у него на складе, – он и клюнул. В условленный час купчишка явился на встречу, правда, не один – с ним был компаньон, державший в руках потертый кожаный портфель. «Деньги!» – сразу решил старлей, опытным глазом оценив богатую банковскую историю этого предмета.

Воробьев сказал, что военные склады находятся где-то за городом, и они сели на поезд. Ехать пришлось долго, а когда они наконец сошли на каком-то полустанке, старлей потянул корейцев в лес. Там, мол, находятся склады – пошли. Но те вдруг заподозрили неладное и бросились бежать.

– Держи их! – крикнул Воробьев, вытаскивая из кобуры пистолет.

Первые же пули сразили бедных купчишек. Когда открыли портфель, то там не обнаружили ни вона – одни бумаги с иероглифами.

– Вот гады! – выругался интендант. – Зря только патроны на них тратил.

Одного корейца он тогда убил, а вот второй выжил и добрался до города. Там он обратился в Управление государственной безопасности, после чего информация попала к Жакову… В тот же день Алексей разыскал этого интенданта, а следом и его помощников. Те быстро признались ему во всем. Всех троих отправили в Пхеньян. Через двое суток капитан узнал, что интенданта расстреляли, а морячков отправили на родину: пусть, мол, гражданский суд решает их судьбу.

– Послушай, Тен, а ты не хочешь прокатиться со мной за тридцать восьмую параллель? – неожиданно предложил капитан музыканту. Тот удивился.

– А зачем? Я только недавно оттуда. К брату ездил.

Алексей понимающе кивнул.

– Скорее всего, это было в последний раз, – сказал Жаков.

– Почему? – удивился музыкант.

– А потому! – как-то невесело произнес капитан. – Закрывается граница, понятно?

– И надолго? – насторожился собеседник.

– Навсегда! – ответил Алексей. – Вернее будет сказать, до тех пор, пока Корея снова не станет единым государством. Но сейчас этого ожидать не приходится. Так что пользуйся случаем, уважаемый!

Тен в растерянности. А как же тогда они будут с братом общаться? Или он уже никогда его не увидит?

– Я согласен, только не пойму, зачем я вам там нужен?

– Скоро все поймешь, – похлопал его по плечу капитан. – Сегодня вечерком зайди ко мне в комендатуру – потолкуем…

В Сеул делегация отправилась поездом. Их было человек десять, в основном члены военной миссии, находящейся в Пхеньяне. Добрая половина из них была в парадных кителях, украшенных разноцветными ярусами орденских планок, тогда как другие предпочли цивильную одежду. Среди последних был и Алексей, а также переводчик Ли и музыкант Тен, на которых были новенькие хорошо подогнанные бостоновые костюмы.

Вагон, куда они сели, был почти пустой. А ведь еще недавно невозможно было достать билет на поезд, идущий на юг. Сразу появились спекулянты, которые требовали за билеты тройную цену, тут же промышляли местные карманники, пытавшиеся освободить от кошельков бегущую публику. Первых милиция била палками, вторым же, следуя местным обычаям, отрубали руку. Воришки плакали, просили пощады, но люди в форме были непоколебимы. Дескать, знали, на что шли, так что не пищите…

Потом их, окровавленных и полуживых, сдавали на руки родным.

– Жестоко!.. – однажды став свидетелем такого наказания, заметил потрясенный Жаков.

– Не жестоко! – тут же отреагировал на это его переводчик Ли. – Воровство подрывает государственные устои.

Этот недоучившийся студент часто говорил такие вещи, которые заставляли капитана задуматься. Что это – результат его учености или же природная сметка? – удивлялся Жаков. Впрочем, природный ум был присущ многим корейцам, и это вызывало уважение. И все же калечить людей, пусть даже за преступление, нельзя, считал Алексей. К этой мысли он вернулся на вокзале, когда их делегация, следовавшая к своему вагону, стала невольным свидетелем задержания молодого карманника. Тот кричал, отбивался от людей в казенной форме, просил их о пощаде, но все было напрасно. «Еще одна будущая жертва народных традиций», – с болью подумал Алексей.