Когда зацветет сакура…

«Вот ты какой, товарищ Гоглидзе! – немало удивлен Жаков. – А я тебя другим представлял. Круглолицым толстячком с лысым черепом и в очках в тонкой оправе – в общем, точной копией твоего друга Берии. Но ты совсем не такой… Кто же ты? Добрый человек или хитрый, коварный лис? О тебе мало что известно. Видимо, особых революционных подвигов за тобой не числится, однако сейчас это не важно. Всех героев революции давно уже расстреляли. Им на смену пришли всевозможные протеже – чьи-то друзья, друзья друзей, кумовья, зятья и все в этом роде. А ведь Жаков помнит еще кое-кого из старой гвардии. Того же Постышева, который был у них в Куйбышеве некоторое время первым секретарем обкома партии. Тот прославился тем, что был одним из руководителей борьбы за советскую власть в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Алексея он заприметил во время митинга, устроенного в честь предстоящих первых выборов в местные Советы депутатов трудящихся. Это был тридцать седьмой год. Жаков выступал тогда так убедительно, он так ярко нарисовал картину созидательного пути своей страны, что его речь проняла многих, в том числе и самого Павла Петровича Постышева. «Толковый парень, – сказал он своим помощникам. – Такие люди нам нужны». После этого Алексея стали приглашать на все политические мероприятия, где он выступал от имени молодых стахановцев. А потом Постышева арестовали как врага народа и расстреляли. На том и закончилось знакомство Жакова с одним из самых известных героев Гражданской войны.

А Гоглидзе… Поздоровавшись с офицерами, он усадил их подле себя и, прежде чем начать разговор, некоторое время изучал их лица. Делал это он, можно сказать, открыто, однако по выражению его глаз было трудно понять, о чем он там думает.

– Расскажите-ка, товарищи, как вы долетели, – неожиданно попросил он. Те и выложили ему все про американские истребители, которые вели их почти до самой границы с СССР.

Выслушав их, Гоглидзе нахмурился.

– Черт возьми! – выругался он. – А где же было прикрытие?.. – сказав это, он тут же спохватился: – Хотя нет, все было сделано правильно. Зачем загадывать этим американцам загадки, когда у них и без того голова болит? Вон что творится в мире… Что ни день, то новая революция. Думаете, это дяде Сэму нравится? – он на какое-то время погрузился в свои думы. Наконец продолжил: – Я тут познакомился с вашими личными делами… Молодцы! Герои! Фронтовики… Ценю таких людей. Впрочем, других бы и не послали на столь ответственное задание… – В этом месте он сделал паузу, чтобы взять со стола пачку «Казбека». – Давайте-ка закурим, товарищи… – открывая ее, сказал он офицерам. Те, казалось, только этого и ждали. Так настрадались без курева, пока сидели в приемной. Но там закурить не решились, опасаясь окрика розовощекого подполковника. – Я надеюсь, вы знаете, какая роль отведена вам в этой операции… – делая глубокую затяжку, произнес хозяин кабинета.

– Так точно, товарищ генерал! – поспешил ответить за двоих Бортник.

Гоглидзе, пронзив его своим орлиным взглядом, кивнул.

– Очень хорошо… Запомните, товарищи, это не просто операция – это, если хотите знать, историческая миссия. Люди, которых вы будете сопровождать, в скором времени возглавят дружественное нам государство… – Он снова сделал глубокую затяжку и повернул свое лицо к большому трехстворчатому окну, которое находилось справа от него. Там, за этим окном, обряженным в тяжелые золотистые портьеры, разгорался день, впуская внутрь скупой осенний свет. – Как вы знаете, – неожиданно отрывая взгляд от окна, продолжил он, – война внесла значительные коррективы в расстановку политических сил в мире. Раньше нас со всех сторон окружали враги, но теперь все изменилось. Мы уже будем не одни… На западе нас будут окружать братские страны народной демократии… Там уже вовсю идет работа по подбору руководящих кадров из числа преданных коммунистической идее товарищей. Разве это не победа? – Он обвел своим орлиным взглядом друзей. – Конечно же победа! – сам себе ответил генерал. – И вот теперь настала очередь сделать то же самое на Дальнем Востоке… Больше всего, конечно, нас интересует Китай. Сможем мы направить его в нужное русло – считайте, вся Азия потянется к нам… Ну, может быть, и не вся, но это уже не столь важно. Главное – склонить на свою сторону льва…

Гоглидзе не случайно назвал Китай львом, потому что считал, что именно это государство станет в будущем главным партнером Советского Союза в его борьбе за политическое лидерство на азиатском континенте.

– Да, Китай есть Китай… – многозначительно проговорил Жора.

Гоглидзе сделал очередную затяжку, после чего стал медленно выпускать дым из легких.