Колдовство

– Ну почему ты всегда три кружки на стол ставишь? И хватит с углами разговаривать, надоело уже. В район поеду. Меня не дожидайся, закрой все – и свободен.

Гена хотел возмутиться – а как же он? Что, так и сидеть взаперти? Отпустили бы под эту… подписку, что ли. Но дядя Вася приложил палец к губам – молчи. Гена пожал плечами. Движение отозвалось тянущей болью в ребрах.

Петрович и дядя Вася вышли.

Что творится-то? Ведут себя так, будто не было ничего. А может, и вправду?.. Не убивал он Аялку, не ощущал, как тяжелеет от прилипшей плоти лопатка. Приснилось все, привиделось…

Бабка Улекса говорила, что в здешних местах у каждого холма, каждой сопки или низины свой дух. Да еще люди разных национальностей, стянувшиеся на разработки месторождений, которые возникали по всей Якутии как грибы после дождя, привели за собой своих. Вот духи и навели морок. Так же как покойница шаманка, главный персонаж здешних баек, заставляет плутать охотника и загоняет в поставленный им самим капкан.

Нет, Гена – комсомолец и во всякую ерунду не верит. Вот и Улексе однажды объяснил, откуда берутся всякие суеверия.

Позади послышался шорох, будто некто, сидевший в углу на корточках, переменил положение тела, устроился поудобнее. Гена сначала не придал значения постороннему звуку. Но когда донеслись вздох и зевок – затяжной, с хрипами заядлого курильщика – стало не по себе. И Гена обернулся.

За спинкой его стула, между низким сейфом, крашенным в гнойно-зеленый цвет, и этажеркой, притулилась копна тряпок. Генины ноздри брезгливо дрогнули: потянуло смесью закоптившейся у костров одежды, нечистот и тухлятины.

Копна шевельнулась, и Гена разглядел облезлую меховую шапку.

Горло сдавил спазм, стало трудно дышать. Гена все же сглотнул и шумно набрал воздуха в легкие.

Шапка откинулась, и на Гену глянули… узкие глазенки эвенка Аялки! В них стояла вечная тьма северных Нижних миров, таились отзвуки чьего-то полного муки крика, мерцали отблески огней, требующих крови и чужой жизни.

Но сердце радостно трепыхнулось. Ага, стало быть, жив этот местный придурок! Сразу прошибло потом, руки-ноги сотрясла дрожь, какая бывает после тяжелой физической нагрузки.

Ура! Значит, убийства не было и он свободен! Скорей отсюда, в контору, к привычному столу с горами всяких бланков и папок! А еще лучше вообще уехать из этого поселка. Предоставили ему практику по специальности? Нет. Принудили выполнять работу секретарши. Вот и до свидания! Аванс почти отработан, остатки можно выслать переводом.

Какая-то часть Гениного сознания застыдилась: ну чего это он навыдумывал, собрался увильнуть от трудностей, спасовал. Практика-то как-никак государственная! Директор техникума так и сказал: вас ждет госпрактика, первое испытание на вашу пригодность к героической и славной профессии геолога. Гена нащупал комсомольский значок. Откуда-то взялись сила и уверенность.

Ладно, хватит тут рассиживать. Нужно идти на работу. Аялка пусть здесь остается. Для беседы с участковым и вообще… Как тунеядец и пьяница.

Сумасшедший эвенк завозился, вытянул из-за спины лопатку.

Гена даже застонал.

Нет, только не это!

Убери, убери прочь хавсиду! Довольно дурацкой игры!

Аялка рукой, похожей на клешню, положил на свою деревяшку костяную фигурку и хитровато посмотрел снизу вверх на Гену.

Как же трудно отвести взгляд от узких гляделок этого идиота!

А фигурка невысоко подпрыгнула и тихонько стукнула о лопатку. А потом еще раз. И еще…

Гене бы взять да выбежать из кабинета участкового. Но он не смог. Как завороженный уставился на лопатку.

Хавсиду… Эвенкийская игра. Побеждает тот, кто сможет дольше подкидывать костяшку. Кто сказал, что в хавсиду играют только люди?

Гена осознал, что сам подскакивает в такт движению лопатки.

Да это же сумасшествие какое-то!

Стой! Прекрати!

Лопатка так и мелькала, фигурка взвивалась вверх-вниз, звонко ударялась о деревянное полотнище, Генины ступни горели, макушка покрывалась побелочной пылью с потолка.

А вот уже половицы затрещали. Сейчас проломятся и Гена рухнет в Нижний мир, во тьму и лютую смерть, которую будет переживать бесконечно, вновь и вновь…

Господи! Да за что же?!

Не-е-ет!

Аялка повизгивал от счастья. Его голова моталась вверх-вниз, из ощеренного беззубого рта стекала слюна.

Нужно остановить этого урода, иначе…

Гена сжал челюсти, чтобы не раскрошились лязгавшие зубы. Напрягся, при очередном прыжке бросился на Аялку и так ударился лбом о стену, что перестал видеть.

Но руки нащупали худющую жилистую шею, острый кадык. Пальцы вцепились в хрящ. Ногти разодрали податливую, как промокашка, кожу.

А через миг зрение вернулось.

Гена лежал на полу. В тесном кабинете оказалась прорва народу.

Гена уселся, недоуменно разглядывая кусок кожи в руке. А рядом… рядом запрокинул синее лицо Аялка. Изъязвленные десны плотно сжаты в мученическом оскале рта. Вместо шеи – кровавые лохмотья. На них – пена пузырями.

Несмотря на то что Гене однажды пришлось нюхнуть запаха потрохов, когда разделывали оленя, сломавшего ногу, он задохнулся от нутряной вони и рухнул в небытие.