Колея к ржавому солнцу

– Четверо из экипажа погибли, а он остался. Все говорил, что уйдет в истребительную авиацию, чтобы отомстить за своих ребят. Потом Рафик за взрослыми сбегал, летчика увели в деревню, а часа через полтора за ним машина с офицером пришла. А когда летчик уходил в Йокикюля, он встал у костра, выпрямился по стойке «смирно», отдал нам, детям, честь и сказал: «Спасибо, ребятки! Старший сержант Алексей Затонов никогда не забудет вашей помощи и будет сражаться за вас тоже!» И улыбнулся, когда Рафик тоже отдал ему честь. Потом ушел… Так вот, – Илиада Михайловна отставила в сторону чашку и указала подбородком на слушавшего ее мальчика, – Тим похож на него как две капли воды. Только Затонову тогда лет двадцать пять или тридцать было.

Все повернулись и посмотрели на Тима.

– Поэтому я и говорю про Бенджамина Баттона.

– Ну… – смущаясь оттого, что встретился взглядом с Юлей, произнес Тим и осторожно спросил: – А что дальше было?

– Дальше? – на лице пожилой женщины появилась улыбка. – Дальше была война. Когда и немецкие, и финские войска стали приближаться, тетка все-таки взяла нас и уехала в Ленинград, в квартиру родителей. Через три дня вернулись и родители. В сентябре город окружили, началась блокада. Мама и тетя Галя умерли, а нас с отцом весной эвакуировали на «большую землю», но Калька всю жизнь потом с сердцем мучилась, надорвала в ту зиму… – Илиада Михайловна тряхнула своими кудрями и закончила, снова улыбнувшись: – А дальше ты знаешь. Мы их победили, Тим!

Все помолчали, а потом Евдокия Дементьевна спросила:

– Ребята, кому еще чайку?

* * *

Тим аккуратно прикрыл за собой дверь и двинулся по коридору в поисках туалета, следуя полученным от Евдокии Дементьевны указаниям. Туалет находился где-то рядом с кухней. В комнате по второму кругу затевалось чаепитие, и Тиму хотелось освободить место для новой порции чая… Вот кухня. Наверное, здесь. Тим протянул руку и замер, услышав из-за двери туалета негромкий голос Сталинграды:

– Где? В туалете на горшке сижу, Евка. Да, девочки тоже писают… Бумаги нашла, тряхнула легонько одного, другого… Ты сомневалась?.. Сейчас повезу их Зарайскому в Пушкин, пусть просмотрит еще раз… Слушай, становится жарковато. Так что прямо сейчас бери билет на ближайший самолет, паспорт – в зубы, собирай вещи и уматывай из города. Все равно в клинику лететь. Прилетишь раньше, поживешь в отеле, а все медицинские документы «DHL» перешлю… Я тут еще одних топтунов срисовала… Да хрен их знает, черные… О деньгах не думай. Решаю вопрос… Ты не поверишь. Увидела татуировку, как у того, со стройки. Да у этого, с папкой. Прессанула его по-быстрому, он раскололся… Знак американских бичей, но не в этом дело. Я поняла, где искать. Как и говорил тот, со стройки, только теперь я точное место знаю. Они прямо на трупах дележ и устроили… Завтра утром буду там… А с Драганом всё, как и собирались. По бороде пустим. Чтобы хоть не зря подозревал и надсмотрщиков приставлял… Ладно. Я тебя тоже, Евка… Целую…

Послышался шум унитаза, дверь открылась.

– Привет, – сказал Сталинграде оробевший Тим.

Та, прищурившись, посмотрела на него, поудобнее перехватывая коричневую кожаную папку, зажатую под мышкой:

– Ты что здесь делаешь?

– В очереди стою, в туалет, – пожал Тим плечами и задал себе самому вопрос, какое такое отношение Сталинграда имеет к знаку хобо.

– В очереди – это понятно, а что делал в той комнате?

Тим снова пожал плечами, боясь посмотреть Сталинграде в глаза.

– Надо было, по той работе, – и пояснил, – для Драгана которая…

Интересно, Сталинграда догадалась, что он ее сейчас подслушал? Или самому сказать и извиниться?

– Тимон, ты где застрял? – услышал он Юлин голос.

– Я здесь, – отозвался Тим.

– Победители!.. – с неожиданной злостью произнесла Юля, подходя к нему. – Бабка эта говорит, что они победили, а сама мне до этого вещала, что у нее своя фирма, такси. Догадайся, что у нее там за машины. «Мерседесы», Тим! Немецкие! А тебе эта блокадница втирает, что мы тут победители…

Увидев Сталинграду, Юля замолкла от неожиданности. Тим подумал, что девочка даже не подозревала о ее присутствии в коммуналке.

Коротким движением Сталинграда наотмашь ударила Юлю. Щелкнули костяшки пальцев, клацнули зубы, и Юля отлетела к стене. Тим попытался перехватить руку Сталинграды:

– Не трогай ее, пожалуйста!

Сталинграда посмотрела на него, потом на Юлю, сжавшуюся в комочек у стены.

– Да больно надо… Эта блокадница, как ты говоришь, уж точно победительница, – проговорила она. – И все равно, какие машины у нее теперь под задницей… А вот кто ты, чтобы так говорить?..

Она помолчала, развернулась и вышла в коридор, потом за ней хлопнула входная дверь.

Юля прижала ладонь к разбитой губе. Оторвав руку ото рта, поморщилась, взглянув на кровавый отпечаток. Сказала с досадой:

– Вот блин!..

Сейчас в коридоре коммунальной квартиры строптивая девочка показалась Тиму такой красивой, что он, не зная, как у него это вырвалось, вдруг спросил.

– Можно я тебя поцелую? – и сам же испугался.

Юля взглянула на мальчика с раздражением:

– Тимон, ты не видишь, что у меня губа разбита?