Колея к ржавому солнцу

– Извини, пожалуйста, – пробормотал мальчик и добавил совсем уж глупость: – Может, потом…

Девочка искристо улыбнулась, обсосала разбитую губу, посмотрела на него и сказала:

– Можно…

– Что? – не понял Тим.

– Поцеловать. Или боишься, что я в тебя влюблюсь, дурачок?

Тим постоял, пытаясь набраться храбрости под Юлиным насмешливым взглядом. Обманывает она его? Подумал, что вот-вот в пустом коридоре кто-нибудь обязательно появится. И тогда…

И тогда он неловко приблизился к девочке, взял ее за руки и, вытянув губы и чувствуя ее дыхание, неумело прижался к ее прохладным и в одном месте липким от крови губам. Юля ответила на поцелуй, и ее ответ выкинул Тима в космос – за окно, в пролившуюся чернилами темноту, к невидимым в городском небе звездам.

И ослепший и оглохший, он вдруг понял, что прямо сейчас сгорит со стыда, потому что ему срочно-срочно, не теряя больше ни секунды, нужно было в туалет.

23. Амфетаминовые баллады

Много?.. Ну, наверное, много…

Кругом темнота. И он сам – ее часть. Смотрит сквозь нее. Сквозь себя. Зрачки у него сейчас точно во всю радужку. Взглянуть бы на себя в зеркало, чтобы испугаться…

Странно, но от этой мысли Жеке становится смешно. Его жгучий смех отскакивает от смутно чернеющих стен, рикошетит от грязных, покрытых копотью кирпичей и летучей мышью затихает под потолком. Там, где в виде какого-нибудь статического электричества скопились души умерших здесь трамваев.

Жека чувствует, как у него по спине, щекоча кожу, бегут мурашки. Они лезут вверх, толпой пробегают по нижней челюсти, по щеке, снова по шее и прячутся в волосах на затылке. Сидят там, затаившись. Свободной рукой Жека пытается найти их в своей голове. Оказывается, это очень приятно – гладить себя самого по волосам. Настоящий, ни с чем не сравнимый искренний кайф.

Где-то в его голове молекулы фена, бульдожьей хваткой вцепившись в нейроны, продолжают насыщать их густым концентратом дофамина и серотонина. Жека улыбается, ощущая свой выросший, как ему кажется, до неприличных размеров болт. Расскажи, никто не поверит. Сколько же он юзанул скорости?.. Левой рукой Жека трогает член сквозь плотную ткань джинсов. Он думает, что не замерзает, хотя пальцы на руках и ногах коченеют, а губы становятся ледяными. Когда замерзаешь, тебе неприятно, а сейчас ему хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, что сейчас бы взял, сорвался с привязи и начал бегать, будто пятилетний ребенок. Но он не может. Жека подпрыгивает к крыше трамвая, будто участвует в слэме на концерте, и начинает не то петь, не то орать:

– Пристегнись, наверное, крепче. Я свою превышу скорость. Нас с тобой твой друг не увидит вместе. Мы-ы ляжем по разные стороны полос…

Сам он пристегнут крепче некуда. Одно кольцо наручников обхватывает его правое запястье, другое застегнуто вокруг горизонтального, под самым потолком, поручня недорезанного ленинградского трамвая-ветерана. Поручень держится что надо, не выломать. Он уже пробовал.

Но ему в кайф. Серотонин выплескивается, течет через край, заставляя кровь бурлить сладкой радостью, искусственной, как аспартам. Сколько он все-таки сторчал амфетамина? Ему было не видно, потому что закидывался на ощупь, в темноте. Но тяга знатная… Ладно, сколько ни есть. Уже все равно. Можно еще попрыгать и покричать что-нибудь актуальное:

– Может быть, сесть на трамвай? Может, лечь под трамвай? Может, просто поспать? Небо дождями тошнит. Я летел бы сто лет, если мог бы летать…

Плевать на то, что он вот-вот оторвет себе руку. И на то, что хрен знает что делать теперь со своей жизнью.

И даже на то, что тут, в темноте, кругом одни трупы.

* * *

– Кефир… – повторила Стальная Симпатия. – Ты что тут делаешь?

Жека видел, что «Стивен Сигал» удивлен не меньше нее.

– Сталинграда, – произнес он, прищуривая свои и без того узкие глаза. – Ты откуда?

Кефир, Сталинграда… Это у них имена такие? Куда он попал? Что за шоу фриков? Жека сделал шаг в сторону, держа в уме, что может оказаться на линии внезапно открытого огня. Потому что ничем другим это не закончится. Знает он эту подругу, ей лишь бы пострелять…

– Стой на месте! – велела ему Сталинграда и вновь посмотрела на Кефира.

– Собираюсь машину взять, вот эту. Перегоню ее домой, на родину, – ответил тот девушке.

– Ты в курсе, что тачка угнанная?

«Стивен Сигал» – Кефир улыбнулся тонкими губами.

– Я не дурак, Сталинграда. Посмотри, – он сделал жест руками. – Не в салоне беру. Цена соответствующая. Еще и скинуть обещают…

Услышав про скидку, внезапно включился Крекин. Он сделал шаг вперед и заговорил со Стальной Симпатией, повышая голос.

– Ты, бля, что за цыпа такая? Хера тебе здесь надо?.. – он обернулся на «Стивена Сигала». – Это, бля, схема у вас такая, чтобы ценник сбить?

– Заглохни, – ответила Сталинграда. – Я искала эту машину.

Жека уже понимает, что проблем не миновать.

А Крекин никак не заглохнет, не в его это характере. Он продолжает напирать.

– Искусственный дефицит создаете?.. Так дела не делаются. Нужна машина – записывайся в очередь. А эту твой кореш вроде как берет. Или уже нет? – он посмотрел на Кефира.