Несколько минут спустя лес расступается. Макс останавливается, смотрит на силуэт сгоревшего «аутбэка», похожего на гигантского черного кота, который присел на фоне разожженного камина. Уютную картинку в голове Макса вспугивает треск веток, внезапно раздавшийся за спиной. Он оборачивается, выставив перед собой узкий, как острие ножа, луч фонарика. Никого? Никого. Чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, он пытается высветить, что же там в лесу, но фонарик не достает до деревьев, за которыми слышался треск. А самому Максу не настолько интересна природа этих звуков, чтобы идти и смотреть. Немного постояв, прислушиваясь, он делает несколько шагов спиной вперед, потом разворачивается и идет к ДОТу. Думает, что, наверное, на опушке прячется какой-то испуганный лесной зверь.
Чуть не свалившись в полузасыпанную траншею, он приближается к укреплению. ДОТ будет стоять тут, кажется, вечно, как египетская пирамида. От мысли, что сейчас придется спускаться, становится не по себе. Не важно, что он уже был там. Темнота раздувает страх изнутри Макса. Страх давит на диафрагму. Странно устроен человек. Макса ведь ни капли не волнует, не пугает, что где-то рядом лежат три полуобгоревших мертвых тела, но при этом ему страшно спуститься в ДОТ, освещенный всполохами так и не разгоревшегося пожара. «Погреб, – успокаивает себя Макс. – Это всего лишь погреб». У них ведь был почти такой, когда они с родителями и Тимом жили в Петровском через несколько домов от бабушки. Построенный, как и этот ДОТ, еще финнами. Родители держали там зимой свежие и консервированные овощи с огорода. Отец с Максом понаделали из неструганого занозистого горбыля полок и ящиков для хранения. Отец…