Дома семейство продолжало жить впроголодь. Деньги уходили теперь не на водку, а в секту. Полина Ивановна подкармливала внуков, а потом вдруг сказала им: «Живите-ка у меня, пока родители головы обратно на плечи не пристроят. И мне помощь будет. Старая я уже». Тим с Максом подумали-подумали и остались. Забрали вещи из ставшего неродным дома и переселились к бабушке. Мать с отцом даже не пытались их вернуть. Они готовились к грядущей Войне.
Скоро они продали дом. У Кравца были знакомства, позволившие ему в обход законов выписать с продаваемой жилплощади детей. Вырученные деньги родители передали Кравцу, а сами поселились в организованной им коммуне на брошенных бесплодных землях рядом с Роуску. Там и пригодилось то, что отец был плотником, – когда они стали строить и смолить Лодки…
Макс спускается, держась одной рукой за стену. Луч фонарика высвечивает нары, кирпичную печь. Не выпуская телефона, Макс берет по одному кирпичу и откидывает их в сторону. При падении большинство кирпичей крошатся или раскалываются на куски. Вот она, сумка.
Макс хватает ее, испачканную кирпичной пылью, поворачивается и как пробка от шампанского, поскальзываясь на влажных ступенях, выскакивает из ДОТа. Ему кажется, что сейчас стены укрепления сожмутся, сомкнутся над его головой, раздавят вместе с деньгами в этой могиле…
Но ДОТ выпускает его. После глухой концентрированной черноты снаружи не так и темно. Луна, полыхающая трава… Отблески пожара играют на острых скулах Макса, когда он стоит, высматривая дорогу, ведущую в Роуску. Это она?.. Он шагает по сгоревшей траве, оставляя невидимые следы в пепле.
Интересно, нет ли среди Лодочников паники из-за того, что они готовились к совершенно другому, более мокрому, Концу Света?
36. «Микромафия»
Обманчивое мартовское солнце играло бликами на зеркалах проезжающих мимо машин. Пускало зайчиков в глаза Анникки, уютно устроившейся под клетчатым пледом за столиком кафе на Эспланаде. Попивая горячий кофе из большой кружки, девушка жмурилась, дышала прохладным воздухом с залива, разглядывала прохожих и далекие красно-белые трубы парома «Viking Line», до шести вечера, пока не выйдет в море, притворявшегося комфортабельным кусочком финской столицы.
Краем глаза Анникки заметила движение справа. Глянув туда, увидела присевшего за соседний столик мужчину. Тот повозился, удобнее устраиваясь на плетеном стуле, спросил у официантки кофе, сок и салат и в ожидании заказа уткнулся в айфон. Молодой, но старше Анникки. Не то загорелый, не то от природы смугловатый. Одетый в джинсы и неопределенного цвета велюровый пиджак, поверх которого он намотал на шею длинный шарф.
Мужчина, почувствовав, что его рассматривают, отодрал глаза от айфона и встретился взглядом с Анникки. Глаза его были темными. Одетый сейчас, в начале весны, чуть ли не по-летнему, он заулыбался укутанной в плед соседке. Улыбнувшись в ответ, Анникки Ринне, недавно закончившая Хельсинкский университет с дипломом специалиста по теологии, уже знала, с кем проведет эту мартовскую ночь.
Ну а что? Девушка должна быть юной, а кофе – горячим. Она всегда была слаба на передок. Секс, книги, музыка и немного вкусной еды – что еще нужно от жизни? В своих желаниях Анникки всегда была искренней, а в многочисленных связях – разборчивой и легкой.