Колея к ржавому солнцу

Тот пожал плечами и, не особо торопясь, направился к дверям кафе. Вроде бы выполняя приказ копа, а на самом деле – просто подальше от этого сердитого мужика. И так-то Жеке не зашибись, а тут еще такие главнокомандующие…

– Подожди, – сказала Жеке Настя и первая вошла в кафе.

– Они туда побежали, – показал за стойку Тим.

– Оставайся с ним, пока он опять не вздумал свинтить куда-нибудь, – сказал Жека девушке, а сам неспешно обошел барную стойку и толкнул дверь с табличкой «Для персонала».

Смолкло за закрывшейся дверью радио. Запах кухни. Посуда на полках. Широкий стол. Напуганная работница кухни, женщина лет сорока пяти, пыталась вжаться в угол. Посреди прохода лежал стул. Висел на стене листок с расписанием каких-то дежурств на стене, а на залитом кровью полу валялось несколько разбитых тарелок и тяжелая на вид разделочная доска. Над бледнеющим с каждой секундой рыбаком, из широкой раны между шеей и ключицей которого густо сочилась кровь, склонился бармен.

– Чем она вообще держала этот нож? – проговорил он, судорожно зажимая ладонью рану рыбака.

– Зубами схватила, – тихо ответил рыбак. – Как в кино…

– Ты молчи! – сказал бармен. – И так кровью сейчас истечешь…

– Я худею…

Жека обогнул двух людей, один из которых вот-вот должен был стать пользованной человеческой фурнитурой, и через черный вход вышел на улицу.

Там снова разогнался ветер и сыпался снег, словно пытаясь растворить, спрятать фигуру удаляющейся девушки. Помочь ей сбежать. Только вот помогает ли хоть сколько-то колючая кокосовая стружка, летящая в глаза человеку, бегущему со скованными за спиной руками?

Сталинграда, временами оступаясь и делая неловкие движения, направлялась через бухту к турбазе. Жека вспомнил, как сам бежал через снежную целину, и почти ощутил боль и напряжение в забитых мышцах Стальной Симпатии. Это добило его окончательно. Он опустился сначала на корточки, а потом, не удовлетворенный такой позицией, прямо в сугроб. На несколько коротких мгновений стало по-настоящему хорошо. Так бы и сидеть, только ноги некуда свесить…

Из дверей черного входа выбрался опер. Бешеным взглядом воткнулся в спину беглянки.

– Не уйдешь же! – прохрипел он.

Все вокруг словно дожидалось этих слов.

Сталинграда, оторвавшаяся метров на сто, вдруг споткнулась и упала в снег. Тут же поднялась, но почему-то не в свой полный рост. Или в полный, только он уменьшился. Будто кто-то тянул ее за ноги. А потом она резким рывком исчезла, оставив после себя черное на фоне снега пятно промоины.

39. Балабанов

– Уже выбрасывать собрались? Рановато, – сказал куривший у входа парень. – Двадцать третье февраля только на носу. Я новогоднюю елку к Восьмому марта из дома выношу. Жена так рада, что и подарок покупать не нужно.

– Вижу, – кивнул Угорь на окно, украшенное мигающими разноцветными огоньками.

Парень обернулся:

– А гирлянду вообще никогда не снимаем. Она на «момент» присобачена. Чего ее, каждый раз отдирать, что ли?

Угорь тяжело выдохнул и взглянул на елку, которую срубил в лесу саперной лопаткой и потом использовал в качестве волокуши, чтобы дотащить Драгана до мест, где хоть кто-то живет. Финка, придерживая раненого в полусидячем положении, по-собачьи посмотрела на Угря снизу вверх.

Допер, подумал Угорь. Все-таки допер. И никто не подох – ни Драган, ни он сам. Даже зуб перестал болеть.

Когда к сумеркам они чуть ли не ползком выбрались из леса к поселку и Угорь неожиданно понял, что людей там нет, ему захотелось с головой зарыться в сугроб и уснуть, как медведь в берлоге. Куда идти теперь, оказавшись в необитаемом населенном пункте? Но тут вдруг раздалась пальба, и чуть в стороне, над темным заливом, взметнулись яркие огни фейерверка. Будто приветствовали их. Знатный такой салют, не из дешевых. Взлетающие огни с треском рвались, расцветали пионами, раскрашивали небо сполохами северного сияния. Угорь подумал, что кто-то отмечает свой день рождения. Или какой-нибудь Новый год по китайскому календарю? Ладно, не важно. По крайней мере там были люди. Он на мгновение представил, как вваливается на чужой праздник, в толпу пьяных гостей, волоча за собой на ободранной елочке окровавленного умирающего человека. Желаю здоровья и всего, чего сами себе желаете, вот вам презентик…

Он прикинул расстояние до места, где запускали фейерверк. Пару километров, около того. Не так чтобы далеко, но сколько он сегодня прошел… Как бы эти последние километры его не добили. Он со стоном наклонился и, вцепившись в пахнущий смолой ствол елки, посмотрел назад, где на обглоданной верхушке, головой по ходу движения, лежал Драган. Только попробуй у меня теперь сдохнуть, с ненавистью подумал Угорь и, пошатываясь на ватных ногах, двинулся туда, где пару минут назад взрывался салют. Финка шла сзади, рядом с Драганом, неловко придерживая, чтобы он не сваливался с еловых ветвей.