Колея к ржавому солнцу

– Игорян, ты где там пропал? – услышал он голос Матроскина. – Весь день до тебя дозвониться пытаюсь… Чего там у тебя? Как дела?

«Как дела?» – подумал Угорь и, будто со стороны, увидел себя бредущим за Сталинградой на лыжах, сидящим у костра в промерзшем недостроенном доме, откапывающим саперной лопаткой занесенный финский ДОТ, оказывающим помощь подстреленному Драгану и волокущим через вьюгу эту адски колючую елку… Как же он теперь ненавидит деревья с иголками вместо листьев! На следующий Новый год он поставит дома пальму! Вообще, что за дерево принято ставить на Новый год в Бильбао?

– Ну чего там? Заплатили тебе, что обещали? – нетерпеливо спросил Матроскин.

Ага, заплатили. Держи карман шире.

– Пока нет… – ответил Угорь.

От этих слов на него внезапно навалились апатия и усталость, словно просроченный «Bullit» превратился в высасывающий силы антиэнергетик.

– А чего так?

– Матрос, давай завтра поговорим…

– Нет. Ты тогда слушай, Игорян, а говорить буду я. Тут мутка… Самолет этот, про который старуха рассказывала. Ну, что в озеро упал в начале войны…

– И чего? – без всякого интереса спросил Угорь, поглядывая на банки, охлаждающиеся в сугробе.

– Я же авиацией интересуюсь. Мне стало любопытно, я и пошарил по всяким архивам да сайтам поисковиков. Там же зацепка была – имя летчика. Старший сержант Алексей Затонов…

– Покороче можешь?

– Если покороче, то самолет был санитарным. С фронта должен был вывезти раненых, а на фронт доставлял медикаменты. Всякие. И морфин – в том числе.

– Что?

– Ты кино Балабанова про врача дореволюционного смотрел?.. Морфин, Игорян. Его на фронте использовали как обезболивающее и наркоз. А теперь ширяются им наркоты всякие. В самолете было немерено этого морфина. А самолет так и не нашли. Да его, наверное, и не искали. Кому надо?.. Ты не слышал, за сколько тут продали на аукционе бутылки с «кониной», которые подняли с затонувшего наполеоновского фрегата? Я погуглил. У меня даже язык не поворачивается произнести цифру, заплачешь. А тут – морфин. Советский, довоенный, качественный. С легендой. Считай, подгон от самого товарища Сталина. Торчки, конечно, не та публика, которая будет переплачивать за легенду, но, даже если просто так его толкнуть, по цене черного рынка, мы нормально поднимем бабла, Игорян! Думаю, тебе хватит, чтобы насовсем переселиться в эту свою Бильбау…

– Херня какая-то. Ты уверен?.. И как мы его достанем?

– Как? – Матроскин на том конце фыркнул. – Ну, ты же у нас дайвер. Потеплее станет – и нырнешь в озеро…

В голове Угря расцвела радуга зубной боли. Морщась, он вдруг подумал, что до лета ведь всего ничего. Пару месяцев подождать, а там – почти май.

40. Сундучок с золотом похищен настоящими разбойниками

Тим вдруг понял, что может исчезнуть. Не в глобальном смысле, как редкое животное с лица планеты, а из «Пляжного». Вот прямо сейчас, посреди этой суматохи.

Легко.

Достаточно только выскользнуть из кафе, в зале которого бармен и так зло накинувшаяся вначале на Жеку красивая блондинка с очень странной прической колдовали над раненным в шею мужчиной. Тиму оставалось всего-то прошмыгнуть мимо них, выйти в двери и сделать полтора десятка шагов в сторону темнеющего за поселком ковчега.

И никто не заметит его отсутствия.

Бармен, только что вернувшийся с улицы после лихорадочной, но безуспешной попытки оживить засыпанный снегом «субару», теперь помогал пожилой женщине с кухни и блондинке, пытавшейся остановить кровотечение у рыбака. Приложив к его ране на шее похожую на тесто светло-серую липкую субстанцию, они заматывали ее бинтом, принесенным барменом из аптечки «субару». На белой марле медленно, но верно проступали темно-красные пятна, означавшие, что из человека вытекает жизнь.

Жека, застукавший побег Тима там, в лесу, прямо в эту секунду сидел за стойкой, уткнувшись в нее погасшим взглядом. Его подруга Настя тоже оказалась вне игры, непрестанно набирая на смартфоне номера, которые выкрикивал ей перепачканный чужой кровью бармен. Все ее лихорадочные усилия были тщетны. Сеть в этих местах еле дышала, и у девушки не получалось дозвониться ни до одного из абонентов. Безумным саундтреком к плещущейся в замкнутом пространстве панике звучала идиотская «Попытка номер пять», занесенная беспечной воскресной радиоволной.

Еще одного участника происходящего, пожилого полицейского, Тим несколько минут назад оставил стоящим на льду метрах в тридцати от места, где ухнула в ледяную воду Сталинграда.

Мальчику казалось невозможным, что он больше не увидит эту жестко крутую девушку с волосами, заплетенными в афрокосички. От этого становилось очень грустно. Если бы Сталинграда не отпросила его у Полины Ивановны, Тим бы тут не оказался. Никогда бы не побывал на подводной лодке, не познакомился с Юлей. И не было бы тех чудесных и обжигающих сознание минут в «ящике» – комнате за дверью с надписью: «Staff Only». Обжигающих до сих пор.