Колея к ржавому солнцу

Яркие, жизнерадостные, как набор цветных детских мелков, фасады, скрывающие каркасы из материалов, запрещенных в Евросоюзе для строительства жилых зданий.

Павел выключил музыку, и гитары с ударными, мучившие барабанные перепонки и мозг Костаса на протяжении всего пути, смолкли. Появилась наконец возможность сказать то, что он хотел:

– Не понимаю, почему вы не хотите рассказать обо всем своему боссу. В конце концов, что такого? Всем было бы проще…

– Я худею… Это как посмотреть, – произнес Павел, не отрывая взгляда от дороги. – Проще было бы боссу. Поделил бы миллион или полтора, что можно было взять за кабриолет, на нас троих. На каждого, включая Сашку, который и не при делах вовсе, повесили бы по пятьсот тысяч. И что, самому к себе приходить и себя самого стращать, гони, мол, должок? Прямо деление на ноль.

Троцкий помолчал и проговорил:

– Я что-то не понял про деление на ноль. Вроде бы ноль и получается.

Павел хмыкнул:

– Я худею… У вас все в органах такие математики?

– От математики зрение портится, – ответил Троцкий. – А в очках неудобно, когда участвуешь в облавах на членов ОПГ вроде тебя. Оттуда ведь, да?

Павел хмыкнул снова.

– Много хочешь знать… С Ингой мутишь? – спросил он вдруг без всяких обиняков.

– Было дело, – ответил Костас, глядя вперед. – Еще осенью.

– А сейчас?

– А сейчас зима, – пожал плечами Троцкий.

Он бы не смог ответить Павлу, даже если бы и хотел, потому что и сам не знал, что у них с Ингой сейчас. Они провели эту ночь в одной постели, но что-то говорило ему, что вряд ли стоит считать это новым витком отношений. Просто все имеет свою цену, и Инга это прекрасно понимала.

– Вот его дом, – показал Павел Троцкому. – Он говорил, что никуда не уедет… Это к нему кто-то приехал… Охренеть, впервые вижу инвалида на «яге», смотри, вон значок. Нормальная такая инвалидная коляска, лошадей на четыреста, а то и все пятьсот… О, сегодня врач даже не боится простыть, выскочил на улицу почти без одежды. Я худею…

– Если к нему и вправду инвалид приехал, то это простая вежливость. Ему-то выйти проще из дома, чем гостю зайти.

– Это-то понятно, – сказал Павел, паркуясь на обочине напротив таунхауса. – Только что это за инвалид такой, интересно. Наверняка поздоровее нас обоих. Пойдем-ка!

Они вышли и остановились возле своего «мерседеса», наблюдая, как Зарайский, одетый не для улицы, стоял возле «ягуара» белого цвета, что-то объясняя его водителю через опущенное стекло. Вид у бывшего хозяина медицинского центра был как у провинившегося школьника. Он поднял глаза, посмотрел на них, будто только сейчас заметил, и вдруг изменился в лице. Сделал водителю «ягуара» жест, означавший что-то вроде «извините, я на минуточку», и бросился к Павлу и Троцкому через дорогу, скользя в мягких домашних туфлях.

– Молодые люди, здравствуйте! – он энергично потряс протянутую руку Павла, затем Троцкого. – Хорошо, что вы приехали. Накладка одна вышла. Во вчерашнем кабриолете, на котором уехала ваша девушка, была папка. Из коричневой кожи, с документами, выписками, результатами анализов. Я веду одну пациентку, – Зарайский махнул рукой в сторону «ягуара». – Она получила травму позвоночника при… При одних обстоятельствах. Пуля в нее попала. Теперь не может ходить, но надежда на восстановление остается. Провели кучу исследований, все результаты анализов находились вместе с медицинской картой больного. Карту я забрал домой, думал, поработаю, но за всеми своими горестями – вы знаете, о чем я, – забыл в своем «инфинити». Когда его забирала жена, она – понимаете же, наше общение происходит теперь с трудом – заходила в гараж без меня. Сказала, что папку бросила в пригнанный ею «BMW». Бросила и бросила, я и забыл об этом. А потом вы «BMW» забрали. И где-то в нем должна быть эта папка. Думаю, завалилась на пол… Не могли бы вы позвонить тому, у кого сейчас машина, и попросить поискать документы?.. Это последняя пациентка в моей практике. Собираемся отправлять ее в Германию на операцию, надо проконсультироваться еще с парой специалистов, а тут такой казус… Не хочется заканчивать дела на такой ноте, молодые люди, вы уж поверьте! Да и пациентка, – Зарайский обернулся на «ягуар», – не сильно всем этим довольна…

– Ну что, говорить, что «бэху» его угнали? – посмотрел Павел на Костаса.

– Как угнали? – замер Зарайский. – О чем вы?

– Вместе с картой больного, думаю, – пожал плечами коллектор. – А она очень нужна?

– Э-э-э… – Зарайский растерялся. – Нужна. Очень. Без нее, прямо сказать, никуда. Столько времени потеряем. Да и нет его…

– А вам никто не звонил по поводу машины? Никто не предлагал выкупить ее? – поинтересовался Троцкий.

– Да с какой стати! – взвился Зарайский.

– Тихо, – предостерегающе поднял руку Павел и снова взглянул на Троцкого. – Я вот что думаю: та, чьи записи этот Нехворайкин профачил, баба же? – ездит на «яге», стреляли в нее… Прямо авторитет какой-то криминальный. Тони Сопрано в юбке. Может, захочет нам помочь?.. В ее интересах, как бы. Подожди-ка меня тут.