– Почитающий бога? – переспросил Драган, разглядывая Тима прищуренными глазами-оливками. – Если все так серьезно, надеюсь, тебя не оскорбляет эта картинка? – с отсутствующим выражением лица он постучал пальцем себя по груди и опять затянулся сигаретой.
Тим пожал плечами.
– Я не знаю… Наверное, нет, – он набрался смелости и вдруг спросил: – А вам обязательно носить такую одежду?
На лице Драгана появилось удивленное выражение. Он моргнул похожими на обсосанные лакричные леденцы глазами, снова затянулся сигаретным дымом. На его глаза наползла поволока, и на миг они стали похожи на аквариум с рыбками, у которого выключили подсветку. Тим отвел взгляд и услышал, как Драган проговорил:
– Если вселенский менеджер не против, чтобы такие шмотки шили и продавали, думаю, он и не возражает, чтобы их носили, как считаешь?
Вступать в спор – не лучший способ знакомства с человеком, на которого собираешься работать. Но молчать, когда тебе задали вопрос, еще хуже.
– Я не верю в Бога, – ответил Тим, пересекаясь взглядами с мужчиной. – Так что мне все равно… Но если бы верил, я бы сказал… Как это?.. Что пути Господни неисповедимы…
Драган хмыкнул.
– Знаешь, Тим, я могу рассказать тебе одну историю про то, что ты называешь путями Господними, и как они бывают неисповедимы. Хочешь послушать?
Внутри Тима что-то оборвалось. В пустой заледеневший желудок, похоже, затолкали принесенный с улицы сугроб. Тим не слышал в голосе этого человека в богохульной футболке угрозу, но теперь ему казалось, что перед ним хищник, который не рычит, а сразу бесшумно бросается на добычу. Тут и Сталинграда, даже если захочет, не поможет. Зачем Тим ввязался в этот разговор? Но теперь надо было что-то отвечать. Драган смотрел на него со своего дивана, и Тим сказал, обмирая изнутри:
– Да, хочу.
Почему-то именно в этот момент он почувствовал, что ему надо в туалет.
Робот-пылесос подкатил к Тиму и стал деловито ползать рядом. Не зная, как поступить, Тим поднял ноги, как делал, когда бабушка подметала или мыла пол. Вспомнился запах только что вымытых, еще влажных некрашеных половиц в сенях. На секунду ему вдруг захотелось домой.
Драган сделал затяжку, поднял левую руку и уткнулся пальцем себе в шею, с которой под богохульную футболку сбегала татуировка кельтского узора. Внимательно глядя Тиму в глаза, он заговорил.
– Однажды очень давно моя мама сказала, что если я хочу достичь в жизни чего-то существенного, то не должен делать себе татуировки. Я был уже не мальчик, чтобы мама говорила мне, как я должен поступать, но меня так воспитали, что, хочу этого или нет, я должен был ее слушаться. Мама – самое святое в жизни, – Драган убрал палец от шеи, в последний раз затянулся сигаретой и затушил ее в невидимой Тиму пепельнице, потом выдохнул в воздух сладковатый дым, который тотчас засосало к потолку кают-компании. – Самое святое, – повторил он. – Тогда я подумал-подумал и сделал тату с маминым портретом. Объяснил ей, что это вместо нательного крестика. Она поняла. Это стало… Я даже не знаю… Чем-то вроде инцеста между ее сердцем и моим… Знаешь, что такое инцест?.. Ну, узнаешь еще… А потом случилось так, что двое людей привезли меня под «плеткой» в расселенный дом, древний флигель, раньше стоявший во дворе давным-давно снесенного дома. Его вроде как собирались реставрировать, делать жилье для богатых или бизнес-центр. В нем они хотели спрятать мой труп. В машине меня вырубили и бесчувственного затащили в подвал. В какой-то момент я пришел в себя, стал сопротивляться… На мне была одна рубашка, потому что пиджак и куртка остались в ресторане, где я ужинал. Там готовили из экологических продуктов и уже тогда запрещали курить в помещении. Я вышел с пачкой сигарет на улицу, где меня поджидала эта парочка с одним на двоих стволом… В общем, во флигеле, пока я пытался сопротивляться, с руками, стянутыми за спиной пластиковыми хомутами, мне разорвали рубашку. И увидели на груди татуировку с изображением мамы. Тот, что держал пистолет, захотел рассмотреть, что у меня там. У него самого все руки были забиты. Фанател он от этого дела, и ему стало интересно взглянуть на мое тату вроде как в качестве обмена опытом. А освещение – подвал расселенного дома, помнишь? – было, мягко говоря, неидеальным. Он наклонился ближе, и я ударил его лбом в переносицу. Хрустнуло как орех, – от воспоминаний Драган как-то нехорошо, одной половиной рта, улыбнулся. – Мужик заорал, схватился за лицо и случайно спустил курок пистолета. Пуля попала в грудь его приятелю, убила на месте. А любителя татуировок я умудрился повалить на землю и потом доработал ногами, затоптал до смерти… Ты уже, наверное, понял, что не на детский утренник приехал?.. И получилось как в «Криминальном чтиве», когда тот негритос уверовал в Бога. С той лишь разницей, что я поверил не в Бога, а в себя. В то, что нужно всегда стоять на своем. Если бы я не сделал по глупой молодости тату, давно бы сгнил в том подвале… А Бог… Я не знаю про Него ничего, кроме того, что написано в книгах…
Драган чем-то пошуршал, достал и прикурил новую сигарету.