Переместившись, Перрин открыл глаза. Он сидел на корточках в поле близ Джеханнахской дороги. Именно здесь недавно пробежала стая Танцующей-среди-Дубов. По лугу рыскал Прыгун. От него пахло любопытством. Стая ушла, но была где-то рядом.
– Я всегда так смогу? – спросил Перрин у Прыгуна. – Почуять во сне, куда подался волк?
И оскалил зубы в ухмылке.
Перрин задумчиво кивнул.
Волк вприпрыжку подбежал к нему:
Вдруг Прыгун замер.
– Что? – спросил Перрин.
До него донесся волчий вой, полный боли. Перрин обернулся. Это был голос Зари. Вой умолк, а сознание волка мигнуло и померкло.
Прыгун зарычал. Теперь от него пахло паникой, гневом и скорбью.
– Что это было? – спросил Перрин.
Сознания других волков из стаи унеслись прочь. Перрин зарычал. Умерев в волчьем сне, волк умирает раз и навсегда. Никакого перерождения, никакого бега навстречу ветру. На души волков охотилось лишь одно существо.
Губитель.
Перрин не переставал рычать. В заключительном послании Зари, помимо вспышки изумления и боли, содержался образ места. Перрин воскресил его в памяти и закрыл глаза.
Перрин бросился вперед. Губитель поднял удивленный взгляд. Его жесткое лицо – сплошь углы и резкие линии – до жути походило на лицо Лана. Перрин взревел, в руках у него вдруг оказался молот.
В мгновение ока Губитель исчез, и молот угодил в пустоту. Перрин втянул ноздрями воздух. Вот они, запахи! Морская соль, мокрое от воды дерево. Чайки и их помет… С помощью новообретенного навыка Перрин переместился в эти дальние края.
Он оказался на безлюдной пристани незнакомого города. Неподалеку стоял Губитель и осматривал свой лук.
Перрин пошел в атаку. Губитель поднял голову, широко раскрыл глаза, и от него пахну́ло нарастающим изумлением. Он вскинул лук, блокируя удар, но молот разнес его оружие в щепки.
Перрин взревел и снова воздел молот, на сей раз целя Губителю в голову. Как ни странно, Губитель улыбнулся, и глаза его весело сверкнули. Теперь от него пахло охотничьим азартом и жаждой убийства. В поднятой руке появился меч, и Губитель парировал удар Перрина.
Молот отскочил с такой силой, словно угодил в каменную стену. Перрин оступился. Губитель вытянул руку, положив ладонь ему на плечо, и толкнул – с невероятной, просто неописуемой силой.
Этот толчок отбросил Перрина на край пристани, но деревянного ограждения там больше не было. Перрин плюхнулся в темную воду; та сомкнулась над головой, и его рев сменился бульканьем.
Выронив молот, Перрин с трудом поплыл вверх, но по необъяснимой причине поверхность заледенела, а из глубин к нему змеями потянулись канаты, обвили руки и потянули вниз. Сквозь лед над головой он видел, как движется тень Губителя, поднимавшего натянутый лук.
Лед исчез, вода расступилась, потоками хлынула с одежды Перрина, и он обнаружил, что смотрит на стрелу, чей наконечник был нацелен ему в сердце.
Губитель спустил тетиву.
Перрин велел себе переместиться.
Рядом появился Прыгун. Он тяжело дышал, и от него пахло гневом.
Перрин сел на камень. Его била дрожь. Способен ли Губитель последовать за ним? Тянулись минуты, но никто не появлялся, и Перрин стал успокаиваться. Схватка с Губителем была столь стремительной, что воспринималась как мешанина размытых образов. Такая сила… Человек не может быть настолько силен. А еще этот лед и канаты…
– Он изменил то, что было вокруг, – сказал Перрин. – Сделал так, что ограждение исчезло. Создал канаты, и те связали меня. Раздвинул воду, чтобы та не мешала выстрелу.
– Мне надо научиться. Мне надо снова встретиться с ним, Прыгун.
– Слишком молод? – Перрин встал. – Прыгун, вот-вот начнется Последняя охота!
Волк лег, положил морду на лапы.