– Ты говоришь, что влюблен в нее, – продолжила Илэйн. – Не раз заявлял, что предан ей, что готов умереть за нее. Знаешь, в распоряжении Эгвейн – да и в моем тоже – целая армия таких людей. Но найти человека, в точности выполняющего мои поручения, крайне непросто. Такие люди уникальны. Не говоря уже о тех, кто исполняет мои желания раньше, чем я их высказать успею.
– Вряд ли я способен на такое, – сказал Гавин.
– Почему нет? Из всех мужчин, готовых поддержать женщину, связанную с Силой, я бы в первую очередь подумала о тебе.
– С Эгвейн все по-другому. Только не спрашивай почему. Я не смогу объяснить.
– Что ж, если хочешь взять в жены Амерлин, тебе надо сделать этот выбор.
Она была права. Неприятно признавать, но она была права.
– Хватит об этом, – сказал Гавин. – Помнится, мы говорили об ал’Торе. Почему сменили тему?
– Потому что о нем больше нечего сказать.
– Держись от него подальше, Илэйн. Он опасен.
– Саидин очищена, – отмахнулась Илэйн.
– Ну конечно. Раз уж он сам так сказал…
– Ты ненавидишь его, – произнесла Илэйн. – По тону понятно. И дело не в нашей матушке.
Гавин не спешил с ответом. Неплохо она научилась поворачивать разговор в свою пользу. Интересно, чей это навык – королевы или Айз Седай? Он едва не развернул лодку обратно к мосткам, но… это же Илэйн. О Свет! Как же приятно поговорить с кем-то, кто понимает тебя по-настоящему!
– Почему я ненавижу ал’Тора? – спросил он. – Во-первых, из-за матери. Но не только. Я ненавижу того, кем он стал.
– Дракона Возрожденного?
– Тирана.
– Этого ты знать не можешь, Гавин.
– Он овечий пастух. Разве у него есть право низвергать королей и менять мир – так, как ал’Тор меняет его?
– Особенно когда ты сидишь в деревне и не знаешь, как быть? – (Гавин рассказал ей о событиях последних месяцев.) – Он покорял государства, а ты был вынужден убивать своих друзей, после чего твоя Амерлин послала тебя на верную смерть.
– Вот именно.
– Выходит, это зависть, – тихо произнесла Илэйн.
– Нет! Что за чушь? Я…
– Что ты сделал бы, Гавин? – спросила Илэйн. – Вызвал его на поединок?
– Может быть.
– И что будет, если победишь? Если сразишь его мечом? Насколько помню, так ты и хотел поступить. Неужели обречешь нас всех на смерть, только бы потешить мимолетную прихоть?
Он не знал ответа на этот вопрос.
– Гавин, это не только зависть. – Илэйн забрала у него весла. Гавин хотел было возразить, но она уже начала грести. – Это эгоизм. С нашей стороны подобная недальновидность недопустима.
– И это говорит женщина, в одиночку напавшая на сестер из Черной Айя?
Илэйн покраснела, и Гавин понял: ей бы очень хотелось, чтобы он ничего не знал о стычке в дворцовом подземелье.
– Это было необходимо. К тому же я сказала «с нашей стороны» – то есть речь о нас обоих. Это наша общая проблема. Бергитте постоянно твердит, что мне надо научиться сдерживать себя. Что ж, ты тоже должен овладеть этим навыком. Ради Эгвейн. Ты на самом деле нужен ей, Гавин. Пусть она не понимает этого. Пусть думает, что способна удержать на плечах весь мир. Но она ошибается.
Лодка стукнула о мостки. Илэйн вынула весла из уключин и протянула Гавину руку; тот выбрался на берег, помог сестре подняться на мостки, и та с чувством стиснула его ладонь:
– Ты во всем разберешься. Я освобождаю тебя от любых обязательств, связанных с должностью капитан-генерала. Пока что я не стану назначать другого первого принца меча, но ты можешь носить этот титул, будучи свободен от исполнения положенных обязанностей. Достаточно время от времени показываться на государственных мероприятиях. Больше от тебя ничего не потребуется. Указ оглашу незамедлительно: мол, в преддверии Последней битвы у тебя и других дел хватает.
– Я… Спасибо. – Гавин не был уверен, что говорит искренне. Все это напоминало слова Эгвейн, когда та настойчиво объясняла, что Гавину не следует охранять ее дверь.
Илэйн еще раз стиснула его ладонь, после чего развернулась и подошла к ожидавшей ее свите. Гавин смотрел, как уверенно она беседует со своими советниками. С каждым днем Илэйн все больше походила на королеву. Наблюдать за ней было все равно что смотреть, как распускается прекрасный цветок, и Гавин жалел, что задержался с приездом в Кэймлин и не видел этого с самого начала.
Вернувшись на Розовую дорожку, он понял, что улыбается. Теперь, после полученной от Илэйн лошадиной дозы присущего ей оптимизма, все сожаления отступили. Только Илэйн способна назвать человека завистником так, что ему будет приятно это слышать.
Он шагал, окутанный ароматом цветов. Шею ласкало солнце. Гавин прошелся там, где они с Галадом играли в детстве, и подумал, как мать гуляла по этому саду в обществе Брина. Вспомнил ее заботливые назидания, когда ему случалось провиниться, и ее улыбки – теплые, словно восходящее солнце, – когда Гавин вел себя как настоящий принц.
В этом саду осталась частица матери. Она продолжала жить – в громаде Кэймлина, в Илэйн, которая с каждым днем все больше походила на мать, в могуществе и безопасности народа Андора. Гавин остановился на берегу пруда – там, где однажды чуть не утонул. И утонул бы, но его спас Галад.