Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

– Ваша милость, – начал Байар, – это произошло примерно два года назад. Весной. Как помню, то была неестественно холодная весна. Мы возвращались с важного задания по поручению лорда капитан-командора, и путь лежал через пустошь в центральном Андоре. Мы собирались заночевать в заброшенном огирском стеддинге, у развалин гигантской статуи. Считается, что в подобных местах безопасно.

Перрин вспомнил тот вечер. Вспомнил, как стоял у пруда с чистой водой, и зябкий восточный ветер шелестел его плащом, а на западе тихо угасало солнце. Вспомнил, как смотрел на воду в тускнеющем свете, видел на ней легкую рябь и сжимал в руках тяжелый топор.

Тот треклятый топор. Надо было выбросить его прямо там, у пруда. Илайас убедил Перрина не расставаться с оружием.

– Мы обнаружили, что на месте, где предполагалось разбить лагерь, совсем недавно кто-то был, – продолжил Байар. – И встревожились, поскольку о стеддинге мало кто знает. По единственному кострищу мы поняли, что загадочных путников раз-два и обчелся.

Рассказ Байара был логичным и последовательным, но Перрину тот вечер помнился иначе: зашипело пламя, в воздух взметнулись сердитые искры, когда Илайас выплеснул содержимое чайника в костер. Он помнил, как сознание наводнили послания волков, лихорадочные, сбивающие с толку, малопонятные.

Из-за настороженности волков Перрину оказалось трудно отделить себя от них. Он помнил, как от Эгвейн пахло страхом. Помнил, как возился с седлом Белы, затягивая подпругу. И еще он помнил сотни людей, от которых пахло как-то не так. Как от белоплащников в этом шатре. От них пахло больными волками, кусающими всех, кто окажется слишком близко.

– Лорд-капитан был встревожен, – продолжил Байар, преднамеренно не упоминая имени этого офицера, вероятно чтобы не сыпать соль на раны Борнхальда. Молодой капитан белоплащников не двигался и не сводил глаз с Байара, словно опасаясь посмотреть на Перрина. – Он пришел к выводу, что в стеддинге побывали разбойники. Кто еще станет тушить костер и бежать из лагеря, заслышав других путников? Тогда-то мы и увидели первого волка.

Эгвейн, сгорбив плечи, сдавленно дышала. Они с Перрином прятались в темноте. От ее одежды – и от его одежды тоже – тянуло запахом костра. Поблизости фыркала невидимая Бела. Они с Эгвейн нашли укрытие под сенью гигантской каменной ладони, давным-давно отколовшейся от статуи Артура Ястребиное Крыло.

Волчица по имени Пестрая, разъяренная и обеспокоенная. Фигуры людей в белом с пламенеющими факелами в руках. Волк по имени Ветер, мелькающий среди деревьев.

– Лорд-капитан решил, что волки – дурной знак. Всем известно, что они прислуживают Темному. Он отправил нас на разведку. Мой отряд ушел на восток, осматривать скалы и обломки громадной статуи.

Боль. Крики людей. «Перрин? Ты будешь со мной танцевать в День солнца? Если к тому времени мы будем дома…»

– Волки стали нападать, – мрачно продолжал Байар. – По слаженности их действий очевидно было, что перед нами не просто животные. В тенях сновали десятки волков. Они резали и убивали наших лошадей, и среди волков были люди.

Перрин видел все это двумя парами глаз – собственными, из-под каменной ладони, и глазами волков, которые хотели только, чтобы их оставили в покое. Немногим ранее на них налетела огромная стая воронов. Волки пытались отогнать людей. Отпугнуть их.

Столько страха… И волчьего, и человеческого. Той ночью и людьми, и волками правил страх. Перрин помнил, как цеплялся за человеческий облик, но сознание туманили послания волков.

– Та ночь тянулась долго. – Теперь Байар говорил тише, но по тону было ясно, что он вне себя от гнева. – Мы миновали возвышенность с массивным плоским камнем на верхушке. Чаду Лэфину показалось, что в тени кто-то есть. Мы остановились, подняли факелы и разглядели под каменным выступом лошадиные копыта. Я кивнул Лэфину, и он вышел вперед, после чего велел тем, кто прятался под камнем, выйти и назваться. Из темноты появились двое: молодая женщина и этот самый Айбара. У мужчины в руках был боевой топор. Он как ни в чем не бывало подошел к Лэфину, не обращая внимания на нацеленное ему в грудь копье, а затем…

А затем волки одержали верх. С Перрином такое случилось впервые. Послания оказались так сильны, что Перрин затерялся в них; он помнил, как впился зубами в горло Лэфина, и рот наполнился теплой кровью, будто фруктовым соком. Это было воспоминание Прыгуна, но в мгновения той ночной стычки они с Перрином слились в единое целое.

– А потом? – подсказала Моргейз.

– Потом началась схватка, – сказал Байар. – Из тени выскочили волки, и Айбара набросился на нас. Его движения не были человеческими. Он двигался как животное и подвывал при этом. Мы скрутили его и прикончили одного волка, но перед тем Айбара убил двоих Чад.

Закончив, Байар сел на место. Вопросов Моргейз не задавала. Она взглянула на белоплащника, стоявшего рядом с Байаром.

– Добавить мне нечего, – сказал тот. – Я был там и подтверждаю сказанное. Но хочу заметить, что, когда Айбара взяли под стражу, его уже сочли виновным, и мы собирались…