Коллапс. Гибель Советского Союза

Некоторые из ельцинского окружения осознавали, что вражда на самом верху разрушает страну. 28 марта, в день московского противостояния между российским парламентом и союзным президентом, Владимир Лукин пришел к Черняеву, которого знал с 1960-х годов. В ту пору они мечтали о реформах, а теперь находились в противоборствующих лагерях. Встреча, как видно, прошла хорошо. Черняев направил Горбачеву записку, в которой говорил, что у Лукина есть план, как «вывести Ельцина за скобки». Умеренные депутаты в российском парламенте, группирующиеся вокруг Лукина, «очень хотели бы скорейшего заключения союзного договора», продолжал Черняев. Георгий Арбатов, человек того же круга «шестидесятников», призвал Ельцина прекратить вражду с Горбачевым и объединиться с реформаторски настроенными членами в руководстве КПСС^[705]

.

«Ельцин готовился к выборам на пост Президента России и был заинтересован, чтобы со стороны Союза, моей, как Президента СССР, была проявлена лояльность», – вспоминал Горбачев^[706]

. Русский бунтарь также получил отрезвляющий опыт за границей, в Страсбурге, куда он приехал выступить перед парламентской ассамблеей Совета Европы. Многим европейским депутатам, особенно левым, не нравились ельцинские атаки на Горбачева, его риторика. Они видели в Ельцине демагога и опасного сепаратиста, которым двигала жажда власти. Столкнувшись с враждебностью аудитории, Ельцин прервал выступление и покинул Страсбург в раздражении и некотором смятении. Еще один сильный укол его самолюбию ждал в Париже: президент Миттеран не пригласил российского лидера на встречу в Елисейский дворец. «Это был тяжелый удар», – вспоминал спустя годы Ельцин. Его неудачи во Франции контрастировали с новостями о государственном визите Горбачева в Японию и об оказанном ему восторженном приеме в Южной Корее^[707]

.

По возвращении в Москву Ельцин решил отойти от публичной вражды с Горбачевым и начать переговоры. При этом он по-прежнему не доверял советскому лидеру и ожидал от него только худшего. Окружение снабжало Ельцина «информацией» о том, что после подписания Союзного договора Горбачев замышляет ввести президентское правление. «Внутренние источники» уверяли Ельцина, что все республиканские парламенты будут распущены, а исполнительная власть – подчинена центру. Эти утверждения были не совсем беспочвенными, поскольку отражали настроения некоторых деятелей в партии и КГБ^[708]

.

Кроме того, Ельцина раздражали попытки Горбачева настроить против него лидеров национальных автономий внутри РСФСР. Возможностей для этого хватало – на Кавказе, в Чечне и Дагестане местные партийные деятели заигрывали с национализмом и растущими сепаратистскими настроениями. Еще одним крупным анклавом потенциального сепаратизма был Татарстан. В начале 1991-го Минтимер Шаймиев, партийный глава Татарской автономной республики, энергично разыгрывал этнонациональную карту. 16 марта Шаймиев победил на внеочередных выборах и стал президентом Татарстана. Среди его предвыборных тем было обещание забрать у Москвы контроль над нефтеперерабатывающими предприятиями и огромными автомобильными заводами на территории региона. Всего несколькими месяцами ранее Ельцин предложил сторонникам автономии Татарстана, Башкирии и других этнических анклавов в составе РСФСР взять столько суверенитета, сколько они смогут переварить. Но теперь амбиции Шаймиева и его заигрывания с Горбачевым угрожали целостности ельцинского проекта «Россия»^[709].

Утром 23 апреля, перед открытием переговоров в Ново-Огарево, Горбачев держался спокойно, но в нем чувствовалось внутреннее напряжение. «Зная взрывной характер Ельцина, не будучи уверенными, что его команда твердо решила идти на сближение, приходилось быть готовыми к любым неожиданностям», – вспоминал Шахназаров. Когда у ворот Ново-Огарево показалась машина с российским лидером, напряжение начало спадать. Встреча происходила за закрытыми дверями, без советников. Во время перерыва Горбачев вышел с посветлевшим лицом. Он велел помощникам напечатать совместное заявление, согласованное на встрече. В тексте осуждались «попытки достигать политических целей путем подстрекательства к гражданскому неповиновению, забастовкам, призывы к свержению существующих законно избранных органов государственной власти». Шахназаров, подготовивший проект заявления, заметил, что Горбачев пошел на принципиальные уступки. Вместо Советского Союза в документе кратко упоминался «Союз». О новости стране и миру сообщили информагентство ТАСС и государственное телевидение. За обедом Ельцин и Горбачев подняли бокалы с шампанским и выпили за здоровье друг друга^[710].