Кроме того, Бурбулис, Кебич и Фокин подписали двухстраничный документ, составленный большей частью Гайдаром, – и речь в нем шла о координации экономической политики трех республик. Правительства Украины, Белоруссии и Российской Федерации договорились «воздерживаться от любых действий, способных причинить экономический ущерб другим». Бывшие советские республики подтвердили, что останутся в рублевой зоне и введут новую национальную валюту только после специального соглашения между собой. Тройка также обязалась минимизировать денежную эмиссию, создать систему контроля за взаимными транзакциями и сохранить открытыми границы после либерализации торговли и цен. Кравчук позже признал: «Мы договорились, что границ между Украиной, Белоруссией и Российской Федерацией не существует – есть только границы [Содружества]». Это максимум, чего Гайдару удалось добиться от Украины, чтобы ограничить возможный вред от ее односторонних действий. В свою очередь, Ельцин пообещал покрыть расходы по бесконечным работам на полуразрушенной Чернобыльской АЭС. Также он пошел на заранее оговоренную уступку – начать либерализацию экономики со 2 января 1992 года, чтобы партнеры смогли подготовиться к шоковым переменам. Для Гайдара эта отсрочка потребовала немалых жертв. Ажиотажная скупка и сокрытие товаров в ожидании высоких цен продолжались еще две недели. С каждым днем промедления потенциальный рикошет от будущей инфляции возрастал. Гайдар не верил, что Украина будет соблюдать договоренности, и оказался прав[1458]
.«Я горжусь тем, что тогда удалось избежать масштабной гражданской войны по югославскому сценарию, да к тому же в ядерной стране», – вспоминал Гайдар. Бурбулис соглашался, что был предотвращен «кровавый раздел империи». Он также заявлял, что встреча в «Вискулях» «положила конец холодной войне» и «открыла невероятные перспективы для нового мирового порядка». Спустя много лет Кравчук признался, что тоже боялся гражданской войны и почувствовал облегчение. Украина подписала соглашения, потому что не могла по-настоящему контролировать свою экономику. «Россия подчеркивала, что [Содружество] было формой медленного развода»[1459]
. Это последнее утверждение на годы станет определяющим в отношениях России с Украиной и Белоруссией.АМЕРИКАНСКОЕ ПРИЗНАНИЕ
В Москве подписанные в «Вискулях» документы подверглись юридической атаке. Комитет конституционного надзора СССР объявил Беловежские соглашения «не имеющими юридической силы», поскольку республики, подписавшие договор 1922 года, не имели права распускать когда-то созданный ими Союз. Шеварднадзе, все еще министр иностранных дел Союза, считал Горбачева «законным президентом» и выступил с заявлением против соглашения троих. «Вы стремились к гражданской войне? – спросил он Бурбулиса, когда тот пригласил его на встречу. Три республики, сказал Шеварднадзе, не имели права этого делать. Они не могут сместить Горбачева: «Это антиконституционный переворот». Друг Бурбулиса Николай Травкин пытался вывести людей на улицы[1460]
. «Буря в стакане» длилась два дня, а затем стихла. Людям не было дела ни до Горбачева, ни до конституции.Однажды журналист спросил Гайдара, почему Горбачев не прибег к силовым мерам, чтобы воспрепятствовать ликвидации Союза. «А у него был хотя бы один боеспособный полк?» – вопросом на вопрос ответил Гайдар. По словам российского реформатора, Горбачев, «вероятно, и не хотел применять силу, но уж точно не мог применить ее». Уильям Таубман признает, что Горбачев «был бы безумцем, если бы не рассматривал такую возможность», но делал это «совсем мягко» и «без энтузиазма». Теоретически Горбачев мог использовать подразделение «Альфа», но на практике спецназ КГБ не подчинился бы его приказам[1461]
.