Коллапс. Гибель Советского Союза

Горбачев никогда не чурался ненормативной лексики. 8–9 декабря, узнав, что произошло в «Вискулях», советский президент использовал богатый набор ругательств. Но они не могли скрыть его политического бессилия. Когда ему позвонил Шушкевич и объявил о Содружестве, президент СССР потребовал, чтобы все три лидера приехали в Москву и представили свое решение на Госсовете. Кравчук наотрез отказался и улетел обратно в Киев, где отсиживался на даче под охраной верного спецназа. Белорусское руководство осталось в «Вискулях», оберегаемое местным КГБ, видимо, чувствуя, что это безопаснее возвращения в Минск. Ельцин остался один на один с неприятной задачей – встретиться с Горбачевым. В понедельник, 9 декабря, он прибыл в Кремль в сопровождении вооруженного эскорта, организованного Коржаковым. На этой встрече Горбачев в последний раз обращался с Ельциным как со своевольным бароном. Российский лидер не выносил бранных слов, но Горбачеву было все равно. По его воспоминаниям, он говорил с Ельциным о реалиях власти. Назарбаев, который был третьим участником встречи, вспоминал, что Горбачев устроил допрос: Что теперь будет со стратегическими вооруженными силами? Что будет с границами? Что будет с остальными союзными республиками? Как российский президент мог поверить Кравчуку? Прибалтийские лидеры также говорили, что решат все проблемы, но, получив от России то, что хотели, отказались от своих обещаний и теперь гонят русских прочь. Ельцин поднялся, чтобы уйти, но Горбачев смягчился: «Да ладно, садись. Но ты мне скажи, что завтра людям говорить?» После встречи Ельцин сообщил Кравчуку: «Никогда и ни с кем не хотел бы я больше иметь подобного разговора»^[1462]

.

Словесная атака Горбачева имела нулевой эффект. Госсовет больше не собирался, а межреспубликанский экономический комитет Силаева-Явлинского приказал долго жить. Горбачев, однако, заявил своему окружению, что «намерен бороться до конца», созовет Съезд народных депутатов и потребует нового референдума. Советники стали его отговаривать. Президент больше не распоряжался никакими денежными средствами и даже не мог оплатить созыв съезда без согласия Ельцина. Наилучшим вариантом была отставка. С каждым днем, проведенным в Кремле, Горбачев выглядел все более жалким, цепляющимся за свой пост человеком. Помощники Горбачева начали понемногу разбирать по домам секретные документы из сейфов, пользуясь тем, что кремлевская охрана еще не досматривала их на выходе. Черняев в портфеле выносил из своего кабинета папки с телеграммами, записками, записями заседаний Политбюро и других совещаний. Так же поступали Шахназаров, Медведев и другие. Позже эти документы станут архивом Горбачев-Фонда^[1463]

.

Тем временем Бурбулис занялся основными структурами власти. Он позвонил Бакатину, главе урезанного КГБ, и Примакову, курирующему внешнюю разведку, а затем отправил поговорить с ними начальника «российского КГБ» Иваненко. Как вспоминал Бакатин, ему было сказано, что российское правительство «надеется на наше благоразумие и на то, что мы не будем предпринимать никаких “действий”, а наоборот, все сделаем для обеспечения спокойствия». Бакатин изумился: «Ни у Примакова, ни у меня никогда не было в мыслях разжигать беспокойство, провоцировать беспорядки. Уж так воспитаны». Через два дня у него появилась возможность спросить Ельцина о дальнейшей судьбе центрального аппарата КГБ. Будет ли он переведен в Минск, столицу Содружества? Ельцин ответил, что не стоит задавать столь наивных вопросов и воспринимать все в буквальном смысле. Все основные структуры власти останутся в Москве^[1464].

Ельцин установил контроль над армией. По прибытии из Минска в аэропорту Внуково его встречал Шапошников. Но российские демократы продолжали опасаться советских военных. Один из советников предупредил Ельцина, что «не исключен спонтанный взрыв, который попытаются использовать неосталинистские силы в попытке реставрировать старую систему». Ельцин назначил заместителем Шапошникова Павла Грачева, человека, который не арестовал его 19 августа. Два дня спустя Ельцин пригласил руководящий состав вооруженных сил, около пятидесяти человек, в российский парламент. Шапошников председательствовал на этой встрече. Суть ельцинского послания сводилась к тому, что Россия взяла под крыло более чем трехмиллионную армию, сохранив единство командования и управления. Благодаря этому она не попадет в руки национал-экстремистов, преступных группировок и мародеров. Советские войска на территории нерусской периферии бывшего СССР, включая Прибалтику, Закавказье и Среднюю Азию, будут либо выведены, либо останутся на законных основаниях с согласия новых государств. Черноморский флот не передадут Украине. Никто не станет принуждать военных к новой присяге. Также Ельцин пообещал удвоить офицерам зарплаты – отличный способ обеспечить их лояльность^[1465].