Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Томас Грей, «Элегия, написанная на сельском кладбище» (1751) строка 7:

…жук кружит в своем гудящем полете…

Джеймс Макферсон, «Песни в Сельме» («королевская резиденция» Фингала; 1765):

Вечерние мошки на слабых крылах носятся,жужжа, над полями.<Пер. Ю. Левина>.

Роберт Саути, «К созерцанию» (написана в Бристоле в 1792 г., опубл. в 1797 г.), строки 26–28, 31:

Или веди меня туда, где дола тихого средиВ сребристом свете слабый ручеек течет;Я буду медлить…........................................................И слушать монотонный сонный лет жука…

Крабб ошибочно переносит «жужжание жука» в «свет и тень» осеннего вечера («Прогулка к собору» в «Повестях усадьбы», 1819).

Юный Жуковский в знаменитом первом, восхитительно мелодичном, выполненном ямбами варианте перевода греевской элегии (1802) постарался на славу (строка 7):

Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает…

Во втором варианте (1839) Жуковский использовал дактилический гекзаметр без рифмы:

…изредка только промчитсяЖук с усыпительно-тяжким жужжаньем…

(Жуковский здесь находится под влиянием Саути).

Однако в переводе элегии, выполненной Шатобрианом («Сельские могилы», Лондон, 1796), Melolontha grayi претерпевает следующее превращение:

On n'entend que le bruit de l'insecte incertainнеопределенного насекомого>

— действительно, очень неопределенное насекомое; но в этом случае Век Хорошего Вкуса запрещал употреблять «специфическое и низкое» слово «hanneton» <«майский жук»>. Сорок лет спустя великий французский писатель оплатит этот отказ отличным переводом «Потерянного рая».

^8–14;

XVI, ^1–7 Все это ошеломляюще напоминает фрагмент поэмы Козлова «Княгиня Наталья <Борисовна> Долгорукая» (известна с 1827 г., опубл. в 1828 г.) ч. I, строка 11–32. Пушкин лишь несколько подправил описанное слепым поэтом приближение Натальи к ее бывшему жилищу (строки 11–13, 24–26, 28–32):

Она идет, и сердце бьется;Поляна с рощей перед ней,И вот в село тропинка вьется….........................................Но, чем-то вдруг поражена,Стоит уныла и бледна.В ее очах недоуменье…Нейдет в него [селенье], нейдет назад,Кругом обводит робкий взгляд.«О, если там!.. а мне таитьсяВелит судьба… быть может… нет!

Кому узнать!..».

Поэма Козлова в двух частях состоит из ямбических четырехстопников с нерегулярной рифмой и строфами разной длины; она вызывает в памяти несчастья, по природе более готического, нежели славянского типа, дочери графа Бориса Шереметева, фельдмаршала Петра I. В одном из эпизодов тень ее мужа является ей и, чтобы показать, что муж был обезглавлен, снимает голову, как шапку.

См. также коммент. к главе Седьмой, XXIX, 5–7 и XXXII, 13–14.

Как сказано в моих «Заметках о стихосложении» (см.), текст Пушкина в строфе XVI, 2–6 представляет собой самую длинную во всем произведении последовательность строк с отсутствием скольжения (в одной строфе); влияние, видимо, нечистой совести.

¹³ сердце в ней.Поскольку слово «сердце» имеет ударение на первом слоге, а «ее» или «его» — на втором, сочетание «его [ее] сердце» не может быть употреблено в русской ямбической или хореической строке. Отсюда — неловкое «сердце в нем», или «в ней», чему есть несколько примеров в «ЕО».

XVI

   Ее сомнѣнія смущаютъ:   «Пойду ль впередъ, пойду ль назадъ?...   Его здѣсь нѣтъ. Меня не знаютъ... ⁴ Взгляну на домъ, на этотъ садъ.»   И вотъ съ холма Татьяна сходитъ,

   Едва дыша; кругомъ обводитъ   Недоумѣнья полный взоръ.... ⁸ И входитъ на пустынный дворъ.   Къ ней, лая, кинулись собаки.   На крикъ испуганный ея   Ребятъ дворовая семья¹² Сбѣжалась шумно. Не безъ драки   Мальчишки разогнали псовъ,   Взявъ барыню подъ свой покровъ.

¹⁴барыню.Я думаю, что «барыня» может быть опечаткой вместо «барышни», фр. «la demoiselle».

XVII