Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Из письма видно, что издательству важно не содержание предисловия, пусть краткого, и не анализ книги, художественная ценность которой не вызывает сомнений, а исключительно авторство Луначарского как политически авторитетной фигуры, ради чего «Время» готово было задерживать выпуск тома (см. письмо «Времени» А. В. Луначарскому от 23 июля 1931 г.). Написанное Луначарским предисловие к «Борьбе с безумием» прежде всего, как и предисловие Десницкого к «Врачеванию и психике», утомительно длинно (больше 20 страниц), что сразу делает сомнительной его адресованность обычному читателю. По жанру это собственно не предисловие (Луначарский отнюдь не занят тем, чтобы, как предполагал П. К. Губер, разъяснить советскому читателю значение мало ему известных Гельдерлина[691] и Клейста), а довольно высокомерная критика: Луначарский то похваливает Цвейга, то иронизирует над ним («Стефан Цвейг — писатель необычайного красноречия. <…> И иной раз так и хочется сказать по-базаровски: „Друг Аркадий, не говори слишком красиво“»

[692]), — что Цвейгу, воспринимавшему советское собрание сочинений как способ приобрести статус писателя мирового значения, никак не могло быть приятно[693]

.

* * *

Противоречивость прагматики «руководящих» предисловий и, в частности, двойственность в них авторской позиции наглядно видна в том, что Десницкий, Быстрянский, Луначарский, берущие на себя функцию внешней критической оценки, одновременно являлись сотрудниками «Времени», членами его редакционного совета. Именно в этой двойственной роли — «внутренней» (ангажированной интересами издательства и в частности издаваемой книги) и «внешней» (властной, критической, цензурной) — лиц, писавших предисловия к последним томам Цвейга, лучше всего отразилась специфика нового способа функционирования «Времени» как сообщества в тридцатые годы. Вхождение в редакционный совет «Времени» В. А. Быстрянского, старого большевика, руководителя Петроградского Истпарта, члена редколлегии газеты «Ленинградская правда», «красного профессора» В. А. Десницкого и А. В. Луначарского было частью произошедшей в 1930–1931 годах радикальной перемены в руководстве издательством «Время», из которого были изъяты его создатели, директор И. В. Вольфсон (арестован) и главный редактор Г. П. Блок (переведен на техническую должность заведующего производством). Вместо старой системы руководства было создано Правление, председателем которого стал Николай Альбертович Энгель, член ВКП(б) (до этого все члены товарищества «Время» были беспартийными), до 1930 года руководивший Ленинградским Областлитом (его виза стоит на некоторых выданных «Времени» в 1920-е годы цензурных разрешениях)[694], а его заместителем — член ВКП(б) Яков Григорьевич Раскин (вероятно, представитель системы Промкооперации, в которую входило «Время»), и редакционный совет, куда вошли помимо старых сотрудников издательства С. Ф. Ольденбурга, А. А. Смирнова, А. А. Франковского и В. А. Зоргенфрея также Н. А. Энгель, В. А. Быстрянский и В. А. Десницкий, а возглавил этот редсовет на открытом редакционном совещании 4 мая 1931 года, по просьбе издательства, бывший Нарком просвещения А. В. Луначарский. Таким образом внутрь издательства, формально сохранившего свой кооперативный статус, основное направление деятельности (издание переводной художественной литературы), штат сотрудников (редакторов, переводчиков, художников) и соответствующие критерии качества издательской работы, было внедрено внешнее — цензурное, профсоюзное, партийное, государственное — руководство, то есть в издательстве (как и в «руководящих» предисловиях) оказались совмещены внешняя и внутренняя инстанции суждения.

Этот новый характер деятельности издательства, переставшего быть сообществом людей одного поколенческого и культурного круга, лишает нас возможности искать объяснение его программы 1930-х годов в личном этосе и высказываниях его сотрудников и заставляет читать сохранившиеся в архиве документальные свидетельства этих лет, адресованные уже не «внутрь», кругу близких по духу людей, а «вовне», как «улики», указывающие на некие остающиеся за сценой внешние обстоятельства.

Роллан