Читаем Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде полностью

Открытое письмо, адресованное Бальмонту и Бунину, было написано Ролланом в ответ на обращенные к нему также открытые письма двух этих видных эмигрантских писателей старшего поколения, опубликованные в русской эмигрантской и французской печати, которые, в свою очередь, были связаны с известным письмом «Писателям мира» — появившемся в июле 1927 года в русской эмигрантской прессе анонимном обращении, подписанном «Группа русских писателей. Россия. Май 1927 года», с отчаянными словами о цензуре и репрессивных ограничениях свободы слова в советской России и мольбой о моральной помощи, обращенной к западному писательскому сообществу[701]. По воспоминаниям Н. Н. Берберовой, непосредственной свидетельницы зарубежной реакции на «Письмо»

[702], «ни один „писатель мира“ не откликнулся на это письмо, ни одна газета, ни один журнал не комментировали его. „Левая“ печать Франции, разумеется, стояла на позиции „Правды“, „правая“ не интересовалась положением русской литературы „на данном этапе“»[703]
. Роллан, в частности, проигнорировал предложение И. Д. Гальперина-Каминского, переводчика и журналиста, члена редакции небольшой парижской газеты «L’Avenir», сделанное в сентябре-октябре 1927 года, высказаться на страницах этого издания в поддержку анонимных авторов «Письма». Гальперин-Каминский обратился также к ряду русских эмигрантских писателей с просьбой ответить на анкету, темой которой была поддержка авторов обращения «Писателям мира» — в последующие месяцы в газете появились, по-французски, отклики Б. К. Зайцева, А. И. Куприна, Д. С. Мережковского и других, а также, 12 января 1928 года, сдвоенные письма К. Д. Бальмонта и И. А. Бунина, обращенные лично к Ромену Роллану, под общим заголовком «Мученичество русских писателей. Ромену Роллану. Отчаянный призыв Константина Бальмонта и Ивана Бунина» («Le Martyre des ècrivains russes. A Romain Rolland. Un appel désespéré de Constantin Balmont et Ivan Bounine»)[704]. Этот призыв имел своей темой не только письмо «Писателям мира» и ответное молчание европейских литераторов, но и опубликованное Ролланом 7 ноября 1927 года в газете французской компартии «Юманите» приветствие к десятой годовщине Октябрьской революции (которое было воспринято писателями-эмигрантами как своего рода ответ на описанное в обращении «Писателям мира» положение в советской России)
[705]. Получив лично ему адресованные открытые письма двух видных и ценимых им эмигрантских писателей старшего поколения, Роллан счел необходимым откликнуться открытым «Ответом Ивану Бунину и Константину Бальмонту» (датир. 20 января 1928 года), который опубликовал 15 февраля 1928 года в дружественном ему парижском ежемесячнике «Europe». Таким образом, Роллан оказался единственным крупным западным писателем, публично откликнувшимся, пусть косвенно, на письмо «Писателям мира», что придало его «Ответу» особый вес для русской эмиграции, где он был тут же переведен и опубликован (Последние новости. 1928, 19 февраля; Сегодня. 1928, 23 февраля). Через пять дней после написания «Ответа Бальмонту и Бунину» Роллан, желая, вероятно, найти подтверждение своей позиции, обратился к Горькому с вопросом, «можно ли говорить о „мученичестве русских писателей“», и просьбой прислать ему «список подлинно талантливых писателей, которые живут, пишут и издаются в теперешней России и довольны своей судьбой»[706]
. Полученный из Сорренто вполне предсказуемый пространный ответ, а также посланную Горьким вырезку из «Правды» с утверждением, что письмо «Писателям мира» — эмигрантская фальшивка[707], он переслал от своего имени для опубликования в «Europe» (15 марта 1928 г.), после чего этот ответ Горького Роллану был мгновенно перепечатан, в обратном переводе с французского на русский и с купюрами, как в эмиграции, так и в советской России[708]; тогда же, в марте 1928-го, в советской России появился перевод «Ответа» Роллана Бальмонту и Бунину, помещенный в «Вестнике иностранной литературы» в сопровождении «ответа на ответ» Луначарского.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука