Конец сказки

– Эк велеты-то измельчали… – задумчиво молвил седой богатырь. – Раньше-то они покрупней бывали, покрупней…

– Так что, покажешь этой орясине силу Святогорову, а? – с надеждой спросил Всеволод.

– Слово я давал Святогору, когда тот в гробу лежал, – вздохнул Муромец. – Не трогать обещал его сородичей. Не выйду я против Горыни, князь.

Всеволод поморщился, рукой махнул. Спорить не стал – знал, что бесполезно. Упрям Илья Иванович – коли втемяшит себе что, то уже не выбьешь.

А Горыня тем временем похаживал по земле меж двух ратей, помахивал громадною секирою, похохатывал. Пристально взглядывал в глаза русичам – и те их отводили.

Известно – человеку медведя проще забороть, чем велета. В таком громиле силищи – как в десяти богатырях.

– Так что же?! – грохнул наконец Горыня. – Найдется ль кто из вас, русичей, кто со мной отважится на двобой выйти?!

– А найдется! – гаркнули в ответ.

И вышел из рядов детина румяный да кудрявый. Щекаст, широкоплеч, а улыбка до того наглая, что врезать хочется.

Сам Василий Буслаев.

– Васька, стой!.. – выпучил глаза князь Всеволод. – Куда?!

– На цестной поединок, грудак в грудак! – ударил себя в плечо Буслаев. – Вот он я каков, богатырь земли Русской!

– Ты не богатырь! Ты позор земли Русской!

Но было уже поздно. Горыня вызов бросил, а Буслаев принял. Теперь не переиграешь уже, обратно не поворотишь. Не любит такого честная ордалия.

Был Буслаев в полной боевой сбруе – кольчуга булатная, шлем-шишак на голове. Но все равно рядом с Горыней гляделся даже не отроком, а младенем. Еле-еле до бедра тому доставал.

– Сумеет ли сэр Бэзил одолевать этот огр? – с сомнением спросил Бова. – Я думать, что силы не есть очень равны.

– Помрет твой сэр Бэзил, – сплюнул стоящий рядом Дунай. – Туда б ему и дорога, я б сказал, да сейчас молиться за него приходится.

Многие так думали. Знали на Руси Ваську Буслаева – и знали хорошо. Ударить он может так, что дух вон, – то ни для кого не секрет. Он однажды со всеми новгородскими мужиками разом на мосту дрался – и колошматил их, покуда мать не увела. Среди ушкуйников тоже всегда первым ходил, при жизни легендой стал.

Мало кто отважится с ним на двобой выйти.

Но то из людей. А велет – оно ведь дело другое совсем.

Тем более – велет-богатырь, как Горыня.

А тут Буслаев еще и раздеваться взялся! Шлем отшвырнул, кольчугу стянул – на траву бросил. Остался босой, в одной лишь рубахе с петухами.

– Что творит, дурак!.. – застонал аж Всеволод.

– Ты что делаешь? – удивился и Горыня. – Без лат драться хошь?.. Мы так не уговаривались. Я не сыму.

Сам-то он в доброй броне щеголял, булатной. Видно, что по его великанской фигуре ковали.

И шлем на голове золоченый, луковкой.

– Ты не русский, цто ли? – цвиркнул слюной Буслаев. – Латы в драке только мешают. Плецы богатырские во всю ширь не развесть. Косую сажень в плецах не показать, удаль молодецкую не опробовать.

– А как же без защиты-то? – изумился Горыня.

– А защита – она же в крестике нательном, цто матушка духовная при крещении надевала, на нить суровую, – укоризненно сказал Буслаев. – В крестике нательном, молитвой заговоренном.

– А латы тогда зачем вообще?!

– А латы – цтобы перед девками красными аки мерин гарцевать.

Сказал это Буслаев – и ничего больше не сказал. Просто подобрал с земли камень – да и засветил Горыне точно в нос. Аж кровь из ноздри хлынула.

– Ах ты!!! – заревел велет, вскидывая секиру. – Ну держись!!!

То-то драка началась, то-то потеха молодецкая!

Многие думали поначалу, что Горыня Буслаева сразу и пришибет. Ан нет, не так-то прост оказался горлопан новгородский! Воробьем вокруг велета порхал, отпрыгивал и наскакивал, от секиры огромной увертывался, а сам кистеньком-то поколачивал.

Тяжеленное било так и вертелось на цепи, так и жужжало злым шмелем.

Страшно могучи велеты. Говорят, самые из них древние горы двигать могли, реки запруживали. Поймай Горыня Буслаева, сумей его ударить хоть разок – и второго нужно не будет. Голым кулаком кости все переломает, в кашу размажет кровавую.

А уж секирой что сделает – страшно и представить.

Да не удавалось поймать. Могуч-то Горыня могуч, крепок-то крепок – да неловок. Неуклюж и неповоротлив. Обычного-то человечка он все равно бы скоро измотал, замучил – сам-то он усталости вовсе не ведает. Да Буслаев сызмальства на сшибках кулачных рос. Всякие увертки знал.

Вот размахнулся Горыня что есть дури – да хряпнул так, что вонзилась секира в сыру землю. До самой бородки утонула – даже выдернул не с первого раза. А Буслаев-то уж подлетел, уже сам ударил кистенем по колену.

– А-а-а!.. – выдохнул велет, теряя опору.

Хрустнуло что-то в кости, болью ногу пронзило. Острой болью, нешуточной.

– О-го-го, в болота поганыя!!! – снова крутанул Буслаев кистенем.

И пнул. Пнул подкованным сапожищем прямо в сраку.

Совсем не богатырский прием, да уж таков Буслаев Васька.

Разъяренный Горыня тут же поднялся, тут же повернулся. Забыв о больной ноге, он заревел, вперед метнулся, секирой шарахнул.

И упал.

Раздробил ему Васька Буслаев какую-то связку. Вот и повалился велет, точно дуб подрубленный. С грохотом повалился, с гулом.

Аж земля вздрогнула.