«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

Первое. Заявление о прекращении классовой борьбы в связи с ликвидацией классов не стыкуется с положением об усилении классовой борьбы вовне – в мире (тот же доклад). Именно внешним противостоянием и обосновывалась необходимость государства. То есть классовая борьба переносилась вовне. Но тогда многопартийность становилась международной и Сталин попадал в другую ловушку, которую ему вменили сразу троцкисты: тогда Сталину приходилось признавать международную многопартийность, в том числе и… фашистские партии! То есть, освободившись от многопартийной ловушки в стране, он попал в неё в международном контексте. Что, кстати, сильно питало троцкизм, как внутри, так и вовне. Полагать, что троцкизм был местью опального революционера неверно: Троцкий очень чётко следовал марксизму и теоретически бил Сталина за любые антимарксистские отклонения. И это было заметно и замечено в СССР тоже. Несомненно, антимарксизм Сталина фактически мобилизовывал троцкизм в стране.

Второе. Само государство несло признаки классов. Троцкий называл это номенклатурным классом и отчасти был прав. Государство – это иерархия, а значит классы, как бы они ни назывались: что сотник, что поручик, что лейтенант – одинаково «классово» командуют солдатом. Значит классовые противоречия никуда не делись. Это значит Сталин, отказавшись у Маркса в одном, использует его в другом – отказавшись от него одновременно! Это удивительно. Государство всегда было врагом марксизма и все партии, которые создавались, были, по сути, антигосударственные. Марксистские – в первую очередь.

Третье. Сталинский перемонтаж марксизма носил фронтально-казуистический характер, о чём свидетельствует жёсткая полемика с троцкизмом, который совершенно справедливо таранил Сталина простыми вопросами именно в духе марксизма: а если партия одна, она совмещена с государством, то зачем тогда партия вообще, зачем дублер? Не значит ли это, что партия теряет признаки партии и становится чем-то другим?

Действительно, партия имеет смысл только в борьбе с другой партией – как часть становится частью с другой частью (partis, лат., «партис», частичный). Зачем даже одна партия, если классы отсутствуют?

Увы, вопрос сокрушительный.

Когда нам наши оппоненты и союзники говорят: вы – антимарксисты, потому что за государство, но тогда почему вам не взять сталинизм как успешную идеологическую конструкцию сегодня для построения сильного государства?

Мы подчеркиваем: то, что было оперативно, почти на коленке сделано в тридцатые годы и успешно реализовано в тот же момент, уже через двадцать лет становилось предметом критики: то есть в сталинизме было столько, говоря строительным языком, времянок, столько идей на злобу дня (и не на злобу вечности), которые имели краткий срок жизни, что использовать их сегодня невозможно: они просто истлели. И наше изучение сталинизма как идеологии это показывает: то, что было успешно и возможно тогда, совершенно немыслимо сегодня.

Коллизии сталинской конституции

Вообще говорить о законах, праве, нормах, конституции, когда мир меняется пять раз на дню, когда не успеть за реакцией на простые вызовы, говорить об устойчивости странно. Кстати, на это напирал Троцкий, что революция в отдельной стране незаконна, она не нужна, поскольку встает на пути мировой революции.

Троцкий придерживался стилистики комиссаров с револьвером в руке – они были и законодатели, и правоведы, и адвокаты, когда расстреливали всех своих врагов.

Но Сталин всё сделал, чтобы внести – по Троцкому – это «Конституционное контрреволюционное убожество».

Проблема конституционной устойчивости страны – в устойчивости её Конституции во времени, меняющем обстоятельства. Как показывает опыт, проблема смены Конституции была всегда неимоверной проблемой для руководства любой страны и значительным политическим риском. Политическое руководство шло на риски, когда было понятно, что прежняя версия Конституции уже утратила контакт с реальностью и становится не основой, а препятствием для развития страны. Но это было вхождение в конституционную коллизию, признанием вхождения в конституционный кризис.

Поэтому опыт выхода из конституционного кризиса представляет особый интерес. Особенно недавнего прошлого.