«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

Согласимся, если крик будет не «Мы сдали Смоленск, Гитлер у стен Москвы!», а так: «Мы оставили Смоленск и произвели тысячу танков, которые идут к Москве вместе с тремя сибирскими дивизиями» – то это будет явно другая формула. И важно отметить в этой формуле, что она более правдива, а значит усеченная формула отчасти лжива! То есть получается, что паникеров расстреливали, несмотря на правду, за ложную информацию, на основании которой разжигались массовые страсти!

И таких примеров масса, причём полная правда остается тихой, а усеченная гремит. А почему? Потому что лже-правда – тоже изучили американские аналитики – хочет быть громкой.

Прозвучать как гром среди ясного неба! – это тоже свойство простого человека, каковым является журналист, который не может иметь всю картину происходящего, – где окопная правда увязывается с разработками ГКО. Но увы, привычка ради красного словца не жалеть «свово отца» есть в природе человека! Увы.

Но и массового человека тоже можно понять и защитить их души: не только Короли и Ханы не любили плохих новостей – но в природе любого человека впадать в уныние и пессимизм от них. Но зачем тогда кормить унынием тех, кто завтра должен брать Берлин – сидя в окопе ещё под Курском?!

Поэтому Сталин репрессиями в отношении правдорубов и паникеров останавливал жажду красного-словца-на-миру и как-гром-среди-ясного-неба. Просто потому, что это неправда – по количеству малой правды перед Большой Правдой.

Далее. Наши добрые друзья давно и тщательно изучают массовые негативные страсти. Первое удивительное, что они открыли, это поразительная скорость доверия людей к любой негативной информации. Любой! Внимание к негативной инфе в нас воспитала эволюция. Критическая нейтрализация её приходит гораздо позже, а дело сделано – негатив разогнан и где-то уже лег на дно эмоций! На этом строится вся информационная политика наших добрых оппонентов: ударный, часто грубый негатив – но поданный моментально, с предельной скоростью разгона. Да, потом следует разоблачение – но дело сделано – панические флюиды всосались в массы.

Именно поэтому Сталин был радикален с паническими слухами, разговорами и паникерами. И как великий психоделик он понимал: расстрел паникера – это, удивительно, но факт – шаг к возвращению доверия к власти: власть с паникером не церемонится, а значит она действует и собирается побеждать.

Победа в 1945 году подтвердила правоту Сталина, который знал всю Правду и на основе её получал право ставить паникеров к стенке. Но как только вся суровая стяжка поражений и побед, мелких катастроф и многих прорывов сфокусировалась на победном результате – негативное встало на место как ущерб-жертва войны в целом, и когда стало понятно, что после победы нужно показать, как трудно победили и вводить концепт «победа – ради мира» (а не, к примеру, для продолжения войны вплоть до Лиссабона, что требовали многие генералы), включился антивоенный тренд, который и задал Некрасов. Книга, напомним, получила Сталинскую премию в 1947 году. «Окопная правда» оказалась важнее после войны, а не тогда, когда в солдата летит вражеский снаряд.

В своё время нас удивляли советские учебники, которые писали о поражении Николая Первого и России в Крымской войне. И в учебниках не прописывалась странность: а почему мы проиграли Севастополь, но он остался под юрисдикцией России? И вот упорное нежелание советских историков объяснять этот факт успехами, к примеру, Румянцева на других фронтах, например, взятием Карса, активным нашим продвижением в Средней Азии, неудачами «союзников» на Дальнем Востоке (героическая оборона Петропавловска-Камчатского в 1854 г.)… То есть без этого компонента «правда» о поражении в Крымской войне «зависала» и оказывалась ложью. И только рассматривая весь боевой контекст России, мы можем сказать, что не было Крымской войны, а был Крымский фронт, на котором мы проиграли, а на Балканах и в Средней Азии и на Дальнем Востоке победили – за счет чего Крым остался за нами, несмотря на локальное поражение!

А что же с правдой? Неужели всё закрыть и запечатать?

Сталин, скорее всего, понимал, что воину и рабочему у станка не нужна правда, а нужна вера. Почти религиозная. В себя, в страну, в лидера, в победу, в детей, в Бога, наконец. Что двинет воина вперед? Он последним сидит в окопе с пустым магазином – на него надвигается строй нацистов.