«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

Николай Яковлевич Марр родился в Кутаиси (Кутаисская губерния, Российская империя, ныне – Грузия) в 1864 году. Умер в 1934 году в Ленинграде. Марр – одна из скандальных фигур в компаративистике. Он начал как её пропагандист, закончил как отрицатель, выдвинув «новую теорию языка». Логика его была именно в том, что не просто рассматривать различия, а выдвинуть понятие единого языка, прошедшего через историю. Общий смысл новой теории был в названии – яфетическая теория языка – наталкивала на странные мысли. Тонкость заключалась в том, что «яфетический» – искажение имени Иафета – одного из трёх сыновей Ноя, от которого пошли так называемые индоевропейские народы. И соответственно языки.

Занятно то, что теория с явным религиозным оттенком начала свой путь в революционное время. В 1920 году вышла работа «Яфетический Кавказ и третий этнический компонент в созидании культуры Средиземноморья». Явные библейские контуры теории делали Марра фигурой странной, почти детективной. С одной стороны, его появление показывало, что к власти пришли люди библейского сознания, с другой – в момент полной атеистичности. Сам тезис о негенеративности индоевропейских языков, а их смешанности, перекрестности, прививочности, говорил об отказе от истории как генетическом движении.

Было понятно, что несмотря на очевидность генетической истории языка, выдвижение смешанного яфетизма против генеративности работало против арийского происхождения современных мировых языков.

Но Марр увидел главное: что компаративисты, работая с частями, никогда не выходят на понимание целого.

А он вышел на это целое – на яфетический язык. Свято место пусто не оказалось и здесь. Иначе говоря, недостатки теории всегда провоцируют проблемные начинания, у которых, к сожалению, есть основания. Как минимум негативные. Тогда возникает вопрос: а стоит ли держать недостатки и в них копаться, вместо того, чтобы двигаться вперёд и не отдавать приоритеты профанам?

Чтобы это сделать, нужно, во-первых, определить, чего у Марра больше – марризма или политического заказа. Представить, что человек чудачил от своего вдохновения в те времена попросту невозможно. Это значит, что была подоплёка. А подоплёка как раз и объясняет популярность Марра у официальной власти: это была идея Одного Мирового Языка на основе пролетарского, низового, народного яфетического языка, к которому идут все языки мира, временно переживающие стадию разделения. Как видим, с троцкистской логикой заказа было всё понятно. Что научные аргументы перед таким сокрушительным заказом?

Политический заказ и политические реверансы не добавляют научных аргументов и не являются критерием отраслевой научности.

Далее, защитники Марра обращают внимание на лингвистический энциклопедизм Марра, мол, его познания в кавказских и мировых языках делали его выдающимся ученым ещё до революции. Он ещё до революции получил статус академика. Это позволяет нам сделать вывод, что энциклопедизм нельзя рассматривать как гарант научности, но не более чем относительное и предварительное условие к этому. Не более.

Но Сталина энциклопедизмом было не удивить. Да, уважал, но не более. Чем же объяснить такое отношение к Марру? У нас есть версия, но только версия, что Марр догадывался о единстве звукового состава индо-европейских языков, которая была разделена письменностью. Это то, что будет в эмиграции отстаивать евразиец Трубецкой. Кстати, часть евразийцев очень тяготела к сталинизму. Именно на этом и только на этом основании можно предполагать, что Сталин его держал в обойме, полагая, что тут можно найти основы единства мирового языка.

Апории сталинского языкознания

Сталинское языкознание не входит в курсы по языкознанию. А напрасно. Не последний был человек по влиянию в мире, и что он думал о языке до сих пор не безразлично, поскольку Сталин в историю никак не уходит, несмотря на многие пожелания. Актуальность сталинской проблематики делает актуальным и его теорию языка – одну из самых озвученных им лично частей сталинизма.