«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

Объяснение, почему дискуссия по продовольственной проблематике Лысенко – селекция или генетика? – приняла фактически мировой масштаб, куда включились не только деятели науки, но и политические деятели, касается не только выращивания морозостойкой пшеницы и мясных пород быков, но и судьбы человека и вообще вопроса, что делать с ограничениями земли, её природы и её главного действующего лица – человека. Какова его роль на земле, что он должен и чего с него спросить нельзя. А если дело касается человека, то и касается всех публичных органов – в том числе власти. Ведь если вейсманизм побеждает, то главным властителем становится генетик с пробиркой в руке.

Вейсманизм фактически отнимает у человека собственную судьбу и право распоряжаться своим генофондом. Это значит, что он вообще не рассматривает человека как продуктивную перспективную силу. И ставится вопрос о генерации нового человека в полном физическом смысле этого слова.

Чтобы понять всю серьёзность претензии вейсманизма-морганизма, нужно осознать динамику генетического подхода, к примеру, в отношении человеческих институтов организации. К примеру, семьи. Семья не просто не нужна – да она и невозможна, поскольку в силу сквозной хромосомной константы все в мире являются братьями и сестрами, причём поколения не имеют значения. Простыми словами можно сказать, что отцы и дети – это тоже братья и сёстры! Причём не в духовном, а в самом что ни на есть генетическом смысле.

Стоит только вдуматься в последствия этого вывода и оценить политику Сталина, который правил знаменитый доклад Лысенко 1948 года на сессии ВАСХНИЛ против вейсманизма. «Морганисты-менделисты вслед за Вейсманом исходят из того, что родители генетически не являются родителями своих детей. Родители и дети, согласно их учению, являются братьями и сёстрами.

Больше того, и первые и вторые (т. е. родители) и вторые (т. е. дети) вообще не являются сами собой. Они только побочные продукты неиссякаемой и бессмертной зародышевой плазмы»[45]

.

Всё это выглядело бы страшной картинкой из американской страшилки, но это на данный исторический момент идеология новой версии троцкистского мирового переворота – устранение человека от процессов репродукции и замена его лабораторным синтезом. Сельское хозяйство уже прочно село на химические и генномодифицированные препараты, настало время и самого человека как неудачника, который «не оправдал».

Научная добросовестность заставляет нас отрешиться от политических шор и внятно оценить борьбу тимирязевской линии, представленной Лысенко и в конечном итоге Сталиным, с вейсманистами и понять, каков замысел этого течения сейчас и как он реализуется.

Но пока ясно одно: что если объявить всех – родителей и их детей – братьями и сестрами, то произойдёт крушение основ мира в сознании масс. То, что создание семьи объявится не просто ненужным, не просто вредным, а ещё и недопустимым, – факт. Тогда институт семьи будет попросту отменён. А за ним и государства будут тоже отменены.

Но что дальше? Как генетики собираются выращенных в пробирках людей организовывать? Или они постараются их так дебилизировать, чтобы они были чем-то наподобие овец – жить этим генетикам не мешали и шерсть безропотно давали.

Вот и возникает вопрос: кто тут людоед – Сталин или Вейсман?

Но важно понимать, что первый борьбу за сохранение Человеческого начал именно Сталин, выступив против Вейсмана ещё в 1940-х годах. Иначе отцы и матери давно ушли бы в небытие.

Кстати, дальнейшее развитие генетики, открытие промоторов, сплайсинга, экспрессии генов и проч., не говоря о новейших открытиях «молекулярной коммутации», показали, что примитивная вера в новую «религию генов, определяющих всё», свойственная молодой генетике, оказалась заблуждением, в сравнении с практическими наработками Лысенко. Нынешняя, развитая генетика, вполне объясняет и ценит наработанное в Советском Союзе, в том числе и под руководством Лысенко. Эксперименты с «изменчивостью», которые он вел, вовсе не противоречат генетике и вообще науке, а наоборот, заставили генетику эволюционировать и становиться всё более сложной, превращаясь в противоположность себе первоначальной.