Корни

— Да в следующем году стукнет восемьдесят, — нехотя ответил Сеиз, — если бог не приберет. Не скажу, чтоб очень много, но и не мало… Бабы еще задирают, — добавил он и улыбнулся.

У него быстро проходили и злость, и плохое настроение, и сонливость.

— Если их еще можно считать бабами, — хмыкнул Председатель, держа сигарету двумя пальцами, будто она была в мундштуке. — Что одна, что другая, что все остальные.

— Не скажи, — возразил Сеиз. — Бабы у нас что надо, это мы ни на что не годимся.

— Что надо… — протянул неопределенно Председатель.

— Что надо! — с неожиданной твердостью повторил Сеиз и посмотрел на руки Председателя. — Тебе, Председатель, без этих баб не обойтись. Без них ты как без рук, все на них держится.

— На них! Не так уж много я от них хочу, — раздраженно сказал Председатель, прислушиваясь к монотонному похрупыванию лошади. — Нет, это не село, а…

— А что? — заинтересовался Сеиз.

Как у всех в Сеизовом роду, у него были трагически приподнятые брови, припухшие веки и острый нос. И губы, как у всех Сеизовых, были тонкие.

— Не знаю что, только намаялся я. Решили выращивать шампиньоны, вырыли траншеи, а в них вода выступила; персики посадили — на них вша напала, рапс не взошел; табак — и тот не хочет расти, вянет…

— У него поясница слабовата, у табака-то. Не для нашей он почвы.

— А что для вашей… то есть для нашей почвы?

— Кукуруза, фасоль, пожалуй, подсолнух… На лугах — люцерна, на припеках можно виноград выращивать, где поровнее — пшеницу. Вот и все, что наша землица способна родить.

— Землица! Мы здесь создаем современное передовое хозяйство, — строго сказал Председатель, — а ты: землица!

Такие разговоры он вел неустанно каждый день и с разными людьми.

— Слушай, — сказал Сеиз, — мы столько лет создаем это современное передовое хозяйство, а за трудодень все еще маловато получаем. Не может прокормить нас ни старое, ни новое хозяйство. Было время, когда все наши уходили на заработки — в городе приторговывали овощами, а то и за границей огородничали… Бабы наши копались в земле, выращивали немного пшеницы, откармливали поросят и курей, чтобы было чем мужиков накормить, когда вернутся к архангелову дню. Все наши дома построены на деньги, заработанные в чужих странах отхожим промыслом. Наши крестьяне работали в Румынии, в России, в Австрии и Венгрии, берегли каждый грош, а возвратившись, дома ставили… Ты не здешний, тебе этого не понять.

— Оттого я и советуюсь с вами, — нахмурился Председатель, — каждый день все надеюсь: может, идею какую подбросите… А вы все: «было время» да «было время». Было, да прошло. Другие сейчас времена.

— Может, времена и другие, только землица наша все та же, объединяй, удобряй, ругай ее, хвали — все едино. Сколько давала, столько и будет давать. Ничто ее изменить не может.

— Как это не может? — сверкнул темными глазами Председатель. — Все можно изменить, было бы желание, стремление к прогрессу и развитию. Вам бы все по старинке. У других современное животноводство, механизация, подсобные хозяйства, на трудодень по шесть, а то и по семь левов набегает, а вы тут… Угораздило же меня согласиться на ваше село…

— Да ты как согласился, так и отказаться можешь, — сказал совсем серьезно Сеиз. — Пусть другого пришлют.

— Пришлют! За десять лет пятнадцать председателей сменилось, а картина все та же.

— Это точно, картина все та же. Я ее хорошо знаю. Сначала молодежь в село привлеките, а председатели легко найдутся. Вместо того чтобы мечтать о племенном животноводстве, лучше привезите людей, чтобы они расплодились, — наладьте своего рода современное передовое человеководство!

Председатель с грустью посмотрел на Сеиза.

— Ну и горазд же ты языком трепать. Все вы в этом селе такие… Профессора! Нет вам в округе равных.

— Нету, — согласился Сеиз. — Куда бы ни уехал наш крестьянин, он нигде не пропадет. Крепкий мы народец. В том-то и дело. Возьми, к примеру, бабку Велику. До восьмидесяти трех лет в поле ходила, в кооперативе трудилась, трудодни зарабатывала, социализм строила… Да ты сам скажи, положа руку на сердце, что мы — плохо работаем?

— Не могу сказать, что плохо, — пробормотал Председатель. — Работать-то вы работаете, только результатов никаких.

— Ну, знать, работа наша такая, безрезультатная. На большее, видать, не способны. — Сеиз вздохнул и потоптался на месте, чтобы размяться, — поясницу ломило, ноги затекли. — Вот возьми Лесовика, сколько лет он книги читает, речи произносит, все хочет нас просветить. И ты цельными днями вдалбливаешь, что мы должны сажать и сеять, а результатов никаких. Кто, спрашивается, виноват?