Королева. Последнее восхождение Луны (СИ)

— Королева Элизабет помогла мне их вырастить, — признался Томас. Люси взяла горшочек в руки: в нем росло всего пять цветков, но они были яркими и красивыми, и Лу знала каждый из них. Также она знала, какое большое значение придавали в Нарнии языку цветов. Это, как и некоторые другие маленькие атрибуты их нарнийской жизни, никуда не ушли, когда они вернулись обратно. Эдмунд, к примеру, желая извиниться перед Элиз в чем-то, дарил ей лютики — чтобы показать, что она его богатство, а вот цветы желтого цвета у Элизабет, кроме одуванчиков, никогда не было — символ отвращения, ненависти; кроме золотистого — символа солнца и радости.

И сама Люси хорошо разбиралась во флориографии, поэтому для нее это больше, чем простой горшок с цветами. Вот цветок колокольчиков, который говорил «думаю о тебе», красная гвоздика — «мое сердце страстно стремится к тебе», бледно-лиловая роза — «любовь с первого взгляда», и красный тюльпан — «признание в любви». Эти цветы говорили своим языком, и Люси его понимала, и не могла поверить, что так говорят с ней. Легкий ветерок согрел ее щеку, из-за того, что Томас подался вперед и поцеловал Королеву в уголок губ. Люси замерла, а потом посмотрела на Тома — в его голубых глазах расцветали каллы, «Высшая степень преклонения, уважения, восхищения; даритель склоняет перед Вами колено; Вы великолепны!».

И она тихо рассмеялась, сжав его пальцы своими, и он столь же тихо посмеялся ей в ответ, и смех их уносило в ночное небо.

Но пока Люси — влюбленная и юная —жила настоящим, что у нее всегда получалось лучше остальных, прибывала в счастливом настоящем, кое-кто совсем не разделял ее настроения, более того— был далек от него. Элизабет не видела звездного неба, но легко могла его себе представить. Противная колдовская память услужливо подкидывала моменты не только из прошлого, но и из прошлого-прошлого, когда девушка только-только стала Королевой. А поскольку заняться Элиз было сейчас нечем, отогнать их она не могла.

Лунный свет проникал в широкие покои, освещая их красивым серебряным светом. Ночь была одной из самых ярких — множество звезд, и яркая луна светили над всей Нарнии. Холодный лунный свет для холодных зимних дней; теперь, спустя чуть ли не десять лет после победы над Белой колдуньей, нарнийцы снова начали радоваться зиме. На кровати спал молодой юноша — волосы его растрепались — а рядом с ним находилось свободное спальное место. В колыбели внезапно заворочался двухлетний ребенок, и Король, машинально выдавив: «Спи, я сам», открыл глаза. Королевы не было.

— Элиз? — сонно позвал он, оглядываясь. В комнату ворвался холодный ночной ветер и, очевидно, именно это побеспокоила юного принца Анабесса. Эдмунд встал и подошел к кровати, поймав на открытом балконе женский силуэт. — Спокойно, Анабесс, папа здесь, — пробормотал Эдмунд и присел перед кроваткой, поправляя сыну одеяло. Анабесс еще пару минут вертит головой, по-детски хмурясь во сне, но вскоре замер и заснул спокойно.

Эдмунд выпрямился и пошел на балкон, чтобы узнать причину, по которой не обнаружил супругу рядом с собой. Юноша положил руки ей на плечи, и Элиз даже не вздрогнула. Спустя минуту раздался ее тихий голос:

— Не могу уснуть в такую ночь.

— Из-за завтрашнего праздника? — спросил Король. Завтра будет годовщина их победы над Джадис, и все нарнийцы устраивают праздник, который начинался в Кэр-Паравале, а выходил далеко за его пределы.

— И из-за него тоже, — качнула головой Королева, опираясь спиной на мужскую грудь. — В такую ночь всегда снится моя тетка. От Джадис в голове просто так не избавится.

— Но мы ее победили, верно? — слабо улыбнулся Эдмунд, обвивая руками талию жены и утыкаясь носом ей в висок. — Уже столько лет прошло. Посмотри, моя госпожа — там, в колыбели спит наш сын. Я не призываю тебя забыть о том, что произошло десять лет назад, но и думать об этом не стоит. Эти мысли не должны расстраивать тебя. Я сам хочу забыть Джадис больше всего на свете, но пока мы помним о ней, мы помним, что мы — победили, и какой ценой нам далась победа. А это не стоит забывать.

— А ты меня и от этого хочешь уберечь? — тихо рассмеялась Элизабет, поворачиваясь к нему. В ее сиреневых глазах, казалось, отражались все звезды мира, и Эдмунду пришлось собраться, прежде чем ответить.

— Я хочу уберечь тебя от всего, что причиняет тебе боль или заставляет грустить, — серьезно ответил он. — В свою очередь могу поклясться, что никогда не стану причиной этого. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю.

Он осторожно дотронулся до щеки и убрал выбившуюся прядь за ухо. Поцеловав Королеву, Эд прикрыл тяжёлые веки, ощущая на щеке несильное дыхание и обволакивающее тепло ее объятий. Затем нежно поцеловал её в лоб.

— Ты совсем замерзла, пойдем внутрь.

— Снова едим? Что на этот раз?

Элизабет усмехается, шурша оберткой.

— Шоколад, — смущенно улыбнулась она. Глаза ее слезились и скрыть она этого даже не пыталась. Каспиан снова сел на то место, где у них с Элизабет уже состоялся душевный разговор.

— У нас тоже есть шоколад, — внезапно сказал Король. — Только выглядит немного по-другому.