— Я идиот, — произнёс Эдмунд, стараясь вложить в голос максимум извинения, чтобы Элизабет это уловила. Сейчас ему хотелось только этого, и то, что за ними наблюдают их друзья, среди которых сам Аслан, было уже не важно. Важно — только она, любимая и родная. Он все-таки чуть не опоздал!
— Тогда я тоже, — внезапно сквозь слезы улыбнулась Элизабет, переплетая пальцы его руки со своими и нежно сжимая.
— Когда ты мне все рассказала, я испугался. Не того, что ты дочь Джадис, а того, что это что-то меняет для тебя. Я так боялся потерять тебя, что не смог сказать тебе, что мне все равно и этого ничего не меняет. Испугался настолько, что оттолкнула сам. Дочь ты Джадис или племянница — я тебя люблю, и только это имеет для меня значения. Я тебя люблю! Люблю! И я не готов потерять тебя и, наверное, никогда не буду готов. Поэтому, если ты готова простить такого упрямого барана как я… — Эдмунд опустился на колено перед ней, продолжая крепко держать Элизабет за руку. С ее лица не сходила широкая улыбка, а она все еще плакала, только теперь это было совсем по-другому. — Элизабет Беллатриса Грейс, согласна ли ты выйти за меня, Эдмунда Пэванси, замуж?
Она хотела сказать: «Это глупый вопрос»; хотела ответить «Ты уже знаешь ответ»; хотела закричать «Черт, Эд, конечно да!». Но в итоге она говорит и голос ее срывается из-за слез.
— Да. Это всегда было да.
Эдмунд выпрямился, подхватив девушку на руки и прижал к себе. Элизабет обняла его за шею, пока Эд ласково чмокнул в губы, легкими и быстрыми поцелуями покрыл нос, скулы, лоб. Внезапно на безымянных пальцах правых рук у них одновременно засияли тонкие серебряные обручи —их обручальные кольца, которые с ними были так долго, как живут их чувства.
—Именем Великого Западного леса, — внезапно прорычал Аслан. — И именем Новорожденной Луны, что раз в столетие восходит над Западным лесом, в честь которых вас короновали, я объявляю этот брак свершенным и вечным!
========== Свадьба в августе ==========
Близился Хэллоуин (середина октября как-никак), персонал разных кафешек стали вывешивать дряхлые таблички и ставить картонные фигуру разных «монстров»: Дракула, Франкенштейн, оборотни. Ветер гнал по улицам сухие листья, словно пригоршни конфетти. Вниз по Второй авеню шагали две девушки. Одна из них была выше своей спутницы, ее черные волосы были уложены в изящный закрученный пучок, скрепленный сверкающими шпильками. Белое платье с черными нашивками было спрятано под черным пальто с высоким воротником. В руках с черными кружевными перчатками она несла стопку писем.
Ее спутница была не только ниже, но явственно моложе, хотя различие возможно появлялось из-за другого выбора костюма. Русые волосы спокойно развивались на ветру, и девушке приходилось иногда отбрасывать их, чтобы они не лезли в лицо. На ней было платье в черно-серую-белую клетку, где-то до колен и с белым воротничком. Туфли на плоской подошве, шелковые чулки с аккуратным швом сзади. Перчатки на руках имели белоснежный цвет, зато пальто было темно-серого цвета. Темная цветовая гамма подчеркивала красивое личико: скулы стали высокими и красиво очерченными, взгляд — глубоким и загадочным, а сами глаза — ярко-зелеными.
Прохожие оборачивались им вслед, засматривались, машинально пытаясь вообразить, куда они спешат, с кем встречаются.
— Вы с Эдом уже подали заявление? — спросила русоволосая девушка. В руках у нее был какой-то бумажный пакет. Брюнетка ей кивнула, и мечтательно улыбнулась, вспоминая своего жениха.
— Да, мы вчера вечером ходили.
Пару минут они еще шли молча, наслаждаясь последними теплыми днями, коих в Кембридже было не так уж и много. После возвращения из Нарнии Эдмунд Пэванси, Элизабет Грейс и Люси Пэванси все еще жили у своих родственников — тети и дяди Альберта и Гарольда, а также с их сыном Юстэсом. Все признали, что Юстэс изменился к лучшему и его «совершенно нельзя узнать». Только тётя Альберта считала, что он стал заурядным и скучным, а виноваты, конечно, эти приехавшие нежеланные гости.
Все вместе, вчетвером, они написали письма Рабадашу со Сьюзен и Питеру, рассказывая о произошедших приключениях. На написание писем ушло почти несколько вечеров, потому что писали только Люси и Элизабет, а мальчишки все время вспоминали новые и новые подробности. Одно письмо Элизабет скопировала и позднее собирались переписать в свою личную коллекцию «Хроник Нарнии». Сегодня девушки ходили забирать ответные письма от своих родных.
— Знаешь, мне все еще не дают покоя слова Аслана, — сказала Люси, привлекая внимание Элизабет. В последние дни Колдунья была все более мечтательной и спокойной, изменившись после их последнего разговора — Люси до сих пор было больно это осознавать. В глазах Элизабет по-прежнему горел огонь, но теперь он был другим: он сулили не опасность, а полыхал теплым заревом рассвета и заката, был теплым, как солнечные лучи. Умиротворение и мир, которые поселились в ее сердце, казалось, стали ее стержнем.