Королева. Последнее восхождение Луны (СИ)

Но вот Джадис-принцесса-Чарна действительно была достойна сожаления и даже любви. Ей раз за разом разбивали сердце любимые люди, те, в кого она безоговорочно верила. Она вырвала свое сердце спрятала его, дабы больше никто не смог бы сделать ей больно, и после этого не видела никого вокруг, кроме самой себя. Она лишилась таких чувств, как сострадание или совесть. Всех окружающих её людей или существ она рассматривает либо как слуг, либо как инструменты для своих планов, либо как противников, которых надо уничтожить. Её замок в Нарнии, заполненный каменными фигурами, а не живыми существами, очень чётко показывает её безграничное одиночество. Но Джадис не страдает от этого. Для неё подобная жизнь кажется вполне естественной.

Слова Элиз о том, что они не знали, как Джадис стала такой, заиграли новыми огнями. Теперь, только в память о том, какой матерью Джадис могла бы быть, юная Колдунья никогда не встанет на путь своей родительницы. Она перетерпит горе с силой, сохранив в сердце тот образ Джадис, который еще не был испачкан тьмой.

С лодки, окружённой кувшинками, корабль казался уютным и высоким, как дом. И хотя Люси всплакнула, печалилась она меньше, чем можно было ожидать. Свет, тишина, благоухание Серебристого Моря, даже само одиночество слишком радовали её.

Грести не приходилось, течение само несло их прямо на восток. Впереди, между лодкой и небом, появилась зеленовато-серая мерцающая стена. Потом взошло солнце, и стена стала радужной; тогда они поняли, что это — высокая волна, непрестанно проходящая через одно и то же место, словно на краю водопада. Волна была футов в тридцать высотой, и течение несло к ней лодку. Вскоре все увидели что-то не только за волной, но и за самим солнцем. Если бы глаза их не укрепила вода Последнего Моря, они не смогли бы смотреть на солнце в упор, а так — смотрели и ясно различали позади горы, такие высокие, что вершины терялись где-то в небе. Правда, никто не мог потом припомнить никакого неба — должно быть, горы стояли не в нашем мире, ибо у нас гора даже в четыре, нет, даже в двадцать раз меньше, покрыта снегом и льдом. А эти, как высоко ни взгляни, поросли тёмно-зелёным лесом, сквозь который прокладывали путь сверкающие водопады.

Вдруг с востока подул ветерок, сбил верхушку волны и осыпал брызгами гладь перед лодкой. Дул он не больше мгновения, но принес благоухание и музыку, которые Короли и Королевы, Юстэс с Рипичипом запомнили на всю жизнь. Эдмунд и Юстэс никогда не говорили об этом, Люси могла лишь сказать: «Чуть сердце не разорвалось…» Никто не сомневался, что видит страну Аслана за краем света. И тут лодка с треском села на мель. Да, здесь было слишком мелко даже для неё.

Стена воды стояла по-прежнему, но за ней только синело чистое небо.

Все в абсолютной тишине выбрались из лодки и пошли вброд не к стене, а на юг (стена была от них слева). Они и сами не знали, зачем туда идут, их словно что-то вело. Вместо ожидаемых гор, которые миражом виднелись за стоящей волной, раскинулся пляж с белым теплым песком.

— Здравствуйте, дети, — внезапно молвил голос позади них, и все развернулись — перед ними, сверкая гривой, стоял сам Аслан. — Добро пожаловать. Вы славно потрудились. Вы долго шли, теперь ваш путь окончен.

Элизабет уже и забыла, как по-настоящему звучит голос Аслана. Такой голос нельзя было сохранить в воспоминаниях таким, какой он есть — услышав снова, ты понимаешь, что звучит он намного и намного красивее, мелодичнее и сильнее. Все мышцы расслабились, теплое чувство разлилось по всему телу Колдуньи, как бывало после усталого дня, когда ты только-только ложишься отдохнуть.

— Аслан, это твоя страна? — спросила Люси.

— Нет, моя страна дальше, — ответил Лев, и качнул головой за волну.

— Мой отец в твоей стране? — спросил Каспиан.

— Это ты узнаешь только там, сын мой, — отвечал ему Аслан, обращая к Королю спокойные, мудрые янтарные глаза. — Но если ты отправишься туда, то не вернешься.

Все удивленно ахнули, а на лице Каспиана отразилось смятение — он не мог представить себе, что для встречи с отцом ему придется отречься от всего, что он имел за пределами Страны Аслана. Он подвел бы свою команду, свой народ. Король направился к волне, и никто не посмел его остановить. Каспиан зашел в воду по щиколотки и протянул руку, коснувшись плотной завесы воды. Он стоял так несколько минут, пока не убрал руку, и не повернулся к остальным — лицо его побледнело, в глазах стояли слёзы.

— Ты идешь? — спросил Эдмунд громко.

— Обрадуется ли отец, узнав, что я бросил то, ради чего он умер? — спросил Каспиан, и покачал головой. — Я думал о том, что потерял, а не о том, что получил. Я получил страну, народ, — тут его взгляд обратился к Аслану, который, как всегда, был лишь сторонним наблюдателем и смотрел на детей все с той же спокойностью и мудростью. Элизабет думала, что Великий Лев уже знает, какое решение примет каждый из них. Каспиан торжественно произнес. — Клянусь стать лучшим королем.

— Ты уже стал, — спокойно оповестил Аслан, а сам посмотрел на Эдмунда, Элиз, Люси и Юстэса. — Дети?