Королева железного века против Рима

В то же время Тацит не всегда осуждает идею захвата добычи военным путём, но ицены не противостояли Риму после смерти своего вождя. Действия римлян превосходят ожидания от простого вступления в права собственности. Тацит использует образы, знакомые по описанию действий в захваченных городах, включая нападение на уважаемые женщин и детей и разграбление их домов завоевателями, чтобы привлечь внимание к нарушению доверия к римлянам. Жестокое обращение с семьёй Прасутага и иценской знатью – унизительная форма господства, которая подрывает установившиеся отношения с Римом и создаёт новую иерархию. Боудика и её дочери являются высшими членами местного общества и подвергаются нападениям со стороны солдат, многие из которых по происхождению галлы, германцы или даже британцы. Наказание Боудики унизительно: в римском мире порка предназначалась только для рабов и применялась к свободным людям только в случае совершения ими таких ужасных преступлений, как убийство. С королевой обращаются как с рабыней. Судьба её дочерей также свидетельство очередного нарушения закона.

Тацит называет сексуальное насилие над дочерями Боудики актом stuprum. Тацит выбирает взвешенный термин, ибо римские авторы используют stuprum для описания преступления, заключающегося в нарушении половой неприкосновенности свободнорождённых римлян. Тацит предполагает, что дочери имели римское гражданство или, по крайней мере, что они заслуживают сочувствия со стороны его римских читателей. Stuprum уничтожает pudicitia дочерей (термин, обозначающий сексуальную неприкосновенность, также относящийся обычно к свободным римским гражданам). Выбор специфических римских терминов подчёркивает избыточность насилия: солдаты, которые, возможно, даже не являлись римскими гражданами, наказывают знатных римлянок, как если бы те были рабынями. Их сексуальное бесчестие аморально и рассматривается как тирания.

Личные страдания Боудики – одно из многочисленных оправданий восстания, и его история наглядно демонстрирует жалобы бриттов. Тацит продолжает: «…возмущённые этими оскорблениями и страшась ещё худших, поскольку их земля стала частью провинции, ицены хватаются за оружие и привлекают к восстанию тринобантов, а также всех тех, кто, ещё не сломленный порабощением, поклялся на тайных собраниях отвоевать утраченную свободу, питая особую ненависть к ветеранам». Ицены сотрудничают с тринобантами и нападают на ветеранскую колонию. Армия мятежников стремится к храму Клавдия, который они считают «оплотом вечного господства над ними» (arx aeternae dominationis). Этот архитектурный фон символизировал власть римских императоров. Отрицательные коннотации dominatio предполагают соответствие между внешними делами и политической напряжённостью в Риме. На протяжении всего своего рассказа Тацит связывает dominatio с правлением тирана и использует этот термин для характеристики наследственного принципата, царствования плохих императоров и типа власти, желаемого женщинами императорской семьи. Кроме того, автор использует слово servitium, чтобы описать жизнь под игом императора Клавдия. Связывая место поклонения императора с dominatio и определяя основную жалобу бриттов как жизнь в рабстве, Тацит предполагает, что он использует восстание для выяснения современных проблем имперской политики в Риме, создавая эквивалент между восстанием туземцев и отсутствием сенаторской свободы при Нероне.

Храм Клавдия по многим причинам воспринимается как метонимия тирании. Местные бритты должны были содержать храм и служить жрецами его императорского культа. Огромный монумент, воздвигнутый в честь завоевателя Британии, являлся олицетворением римского владычества и римского архитектурного стиля. Он воспринимался оплотом силы, безопасности, с крепкими каменными стенами, черепичной крышей и бронзовыми двойными дверями; алтарь, скорее всего, находился перед зданием. По современным оценкам, храм мог вместить более тысячи человек. Он символизировал отношения между Римом и его подданными, но, по-видимому, мало способствовал тому, чтобы убедить местных жителей в превосходстве Рима, или содействовал интеграции римской и местной систем верований и ритуалов. Скорее, его необходимость содержать его и финансировать воспринималась как форма эксплуации и вызывала противоположную реакцию. Упомянутая нами ранее отрубленная шея головы Клавдия, отделённая от остальной части бронзовой конной статуи, указывает на жестокость, с которой мятежники, возможно, обращались с материальными напоминаниями об императоре.