Калгак, как и Боудика, озабочен влиянием римлян на семейную жизнь, особенно женщин и детей. Он продолжает: «Природа устроила так, что самое дорогое для каждого – его дети и родичи; но их у нас отнимают наборами в войско, чтобы превратить в рабов где-нибудь на чужбине, а нашим жёнам и сёстрам и тогда, когда они избегли насилия, враги наносят бесчестие, присваивая себе имя наших друзей и гостей». Для Калгака жизнь под римским владычеством стала причиной ситуации, когда слова потеряли своё истинное значение. Грабёж и резня – формы проявления империума; пустыня или дикая местность – мир; разрушение семейной жизни – ещё одна форма гостеприимства. Все они оказываются закабалены в рабство в разных его формах, будь то призыв в армию или отправка в Рим в качестве заложников. Те, кто остался на родине, должны платить налоги и работать на земле, и их отговаривают от проявлений мужества.
Калгак призывает своих воинов снова начать жить как непокорённый народ, ссылаясь на восстание Боудики как на свидетельство способности бриттов восстать против Рима. Он провозглашает: «Бриганты под предводительством женщины сожгли колонию, захватили приступом укреплённый лагерь и, если бы упоение успехом не обернулось для них беспечностью, могли бы сбросить с себя ярмо рабства». Тацит ошибочно принимает иценов за бригантов, но его мысль ясна. Боудика вновь идентифицируется как женщина-командир (femina duce). Однако Калгак обвиняет её армию в том, что она начала праздновала победу слишком рано: первая удача породила беспечность, лень или глупость (все последствия присутствуют в его речи), и Калгак обвиняет восставших в том, что они не сбросили ярмо рабства полностью. Он противопоставляет армию Боудики своим непокорённым людям, избранным героям Каледонии. Калгак Тацита опирается на римские стереотипы о женщинах у власти, которые либо слишком глупы, чтобы руководить, либо слишком беспечны, чтобы завершить начатое. Кроме того, он недооценивает храбрость римлян и их союзников и предполагает, что галлы, германцы и бритты, сражающиеся с римлянами, перейдут на его сторону, как только их страх превратится в ненависть. Он называет жён, родителей и страну главными стимулами к сопротивлению и в заключение просит своих солдат думать во время боя о своих предках и потомках.
Речь Калгака принимается благосклонно, её встречают криками, песнями и нестройными воплями, типичными для варваров. Но Калгак также проигрывает римлянам, и его армия разбегается. Несмотря на энтузиазм и мощное вездесущее присутствие Калгака на поле боя, Агрикола побеждает. Проблема Калгака та же, что и у Боудики. Причины её не в гендерной принадлежности предводителя, а в ошибках британцев в тактическом планировании сражений. Последствия заставляют читателей пересмотреть преданность Калгака семье. «Мужчины и женщины, – бродя по окрестностям и оглашая их стенаниями, выносили раненых, призывали невредимых откликнуться, выбирали убежища, где бы укрыться, и сразу же их оставляли, сообща принимали те или иные решения и тотчас же поступали каждый по-своему; глядя на тех, кто был им дороже всего, они иногда впадали в отчаяние, чаще приходили в неистовство. Известно, что некоторые из жалости к своим жёнам и детям собственноручно лишили их жизни». В случае поражения семья становится самой уязвимой социальной группой; убийства из милосердия не являются чем-то уникальным в латинской историографии, но особенно остро воспринимаются в данном контексте и противопоставляются выступлению Калгака перед битвой. Речь Калгака как бы проводить драматическую связь между семьёй и свободой, с одной стороны, и жалкими результатами поражения, когда его армия теряет и то и другое одновременно, с другой.
После битвы у Граупийских гор Домициан отозвал Агриколу в Рим. Пять лет спустя Домициан направился к Рейну и Дунаю, но не в Британию. Тацит считает это решение неудачным. Согласно началу «Анналов» Тацита, Британия была «завоёвана и быстро оставлена», что означало вывод войск с большей части завоёванных Агриколой территорий. В начале «Жизнеописания Юлия Агриколы» Тацит предполагает, что установление рабоства было характерным признаком принципата с самого начала его существования именно благодаря правлению Домициана. Краткое царствование Нервы было первым временем, когда принципат и свобода сосуществовали. Для тех, кто жил на окраинах империи до Нервы, выбор был невелик: подчиниться или сопротивляться, победить или умереть, пытаясь победить. Вожди повстанцев редко рассматривают жизнеспособные альтернативные варианты – отправиться в Рим в изгнание, отправить детей в качестве заложников, стать регентами-клиентами-союзниками. Это всего лишь завуалированные формы рабства. Как и во многих повествованиях о случаях сопротивления Риму, борьба Боудики сочетала политические и экономические проблемы с моральными. Римляне, их роскошный образ жизни и безнравственность имперских женщин угрожали её жизненным ценностям.