- Детский лепет! – крикнула она и глубоко вздохнула, чтобы остановить рыдания. Вот от кого я не ожидала. Стоящая рядом Ани смотрела так, что хотелось спрятаться, но именно от нее я ждала разноса.
- Детский лепет, - повторила Василина твердо. – Как ты могла, Марина? Как ты могла? Как теперь доверять тебе? Ты поставила под удар не только себя, но и всю семью!!! Я думала, что в твоей голове есть хотя бы немного ответственности!
Она сжимала кулаки и повышала голос, а я нехотя косилась на нее. Сказать, что ранена – точно убьют.
- С этого дня, - сказала она яростно, - никакой работы. Никаких выездов. Ты сидишь во дворце до тех пор, пока мы не будем уверены, что ситуация с Темными решилась. И видят боги, если мне понадобится запереть тебя в камере, я это сделаю! В твоей голове больше глупости, чем у Каролины!
Я начала злиться.
- Ты забыла, что я не маленькая девочка, чтобы ставить меня в угол, Вась, - очень четко проговорила я.
- Я, - жутким тоном ответила она, - имею право решать, что ты можешь, а что нет, Марина.
- Не имеешь, - голос мой сипел и срывался. – Ани оговаривала, что мы можем жить как хотим.
Василина как-то нехорошо сощурилась – но тут Ангелина взяла ее за руку. И шагнула ко мне. Я едва удержалась, чтобы не поежиться от светлого взгляда ее ледяных глаз. Она подавляла, несмотря на то, что была меньше меня.
- Я, - проговорила она с таким презрением, что мне захотелось орать и кусаться, - крайне разочарована в тебе, Марина. И я поддержу Василину.
Я начала задыхаться. Вскочила, забыв про боль и пережитый страх. Меня под домашний арест?
- Мне двадцать три года, - рявкнула я, - и пока за эти годы семья не давала мне ничего кроме понимания, что я у вас кривое колесо! Я с шестнадцати лет зарабатываю себе на жизнь и мне нахрен не нужен ни этот статус, ни ваша опека! Идите к черту, сестрички! Вы даже не дали мне объясниться!
- Марина. Закрой рот, - сухо процедила Ани.
- А то что? – внятно и с вызовом спросила я и увидела, как она дернула рукой, словно сейчас снова влепит мне пощечину.
Воздух похолодел.
- Катя – одна, ей никто не пришел на помощь, - я попыталась дышать глубоко, потому что просились уже на язык слова, которых мне не простят. Рана стреляла болью. – Я не могла ее оставить. Да как же вы не понимаете! Я бы не простила себе, если б ее убили!!!
- Катя – не член семьи, - тяжело проговорила Ани. Она даже отошла на несколько шагов – тоже боролась со своими искушениями. – А ты – не боец и не спецназовец, и можешь только помешать в таких ситуациях. Ты ответственна перед семьей, перед страной, перед нашими предками. И в таких случаях приходится принимать нелегкие решения. И да, - она повысила голос – и он сорвался в конце, - нести ответственность за последствия этих решений всю жизнь! Всю жизнь, Мари, - добавила она убежденно. - Василина этим занимается каждый день, от ее решений каждый день зависят жизни людей! А ты – разве ты настолько глупа, чтобы не понимать этого? Или Катерина для тебя ближе родных? Я не понимаю этого, не понимаю!!!
- Почему мне нужно делать выбор? – спросила я дрожащим голосом. То ли от холода, то ли от потери крови, меня начало трясти.
- Ты представляешь, что было бы с нами, если бы тебя убили? – тихо и страшно спросила Василина. Она уже не плакала – стояла неестественно ровно, кусая губы и обхватив себя руками. – А если бы они начали шантажировать меня тобой? Поставили бы перед выбором – трон или ты?
- Ну надо же принимать нелегкие решения, - едко сказала я, - пришлось бы выбрать трон. Ты бы поплакала немного, конечно, но что делать…
Я увидела только как Вася расширила посветлевшие глаза, как-то судорожно вздохнула, побелела, махнула ладонью – и меня унесло к стене, впечатав в камень. От шока и боли сознание начало уплывать, и я перестала видеть – только слышала глухие отдаляющиеся голоса.
- Боги, боги, Марина!!! Я не хотела! Марина!!! – отчаянный голос Василины.
- Она ранена, Вась. Смотри. Осторожнее.
- Ани, я не хотела, не хотела! – рыдания и какой-то жуткий сип. Руки, трясущие меня, прижимающие к теплому телу.
- Я зову врачей. Успокойся. Успокойся, Вась.
Старшая сестра как всегда собрана.
- Ненавижу ее! Боги, как я ее ненавижу! Я поседела за эту ночь!!! Мариша, Мариша, - рыдания, укачивания, - милая, прости… я так за тебя волновалась! Какая же ты дура! Как мне хочется тебя убить! Мариша… сестренка… малышка моя…
Я хочу сказать, как мне горько и обидно, но вместо этого изо рта течет слюна, и я захлебываюсь кашлем и хриплю. Венценосная сестричка что-то выговаривает мне, причитает, качает – долго, больно – затем меня куда-то несут. Открывают веки, светят в глаза. Белый человек, стоящий надо мной, похож на смерть, только у смерти не может быть такого встревоженного лица.
- В операционную!