Корона жигана

– Послушай, Лизонька, – негромко проговорил питерец, почувствовав, как от желания сел его голос. Настоящему жигану следовало вести себя побойчее. Он притянул к себе женщину и прошептал в ее улыбающееся лицо: – В двух кварталах отсюда у меня кореш живет. Посидим, выпьем… Выпивка что надо будет… Да не беспокойся, он нам не помешает.

– Как-нибудь в другой раз, – неопределенно пообещала Елизавета. – Ты вот что, – неожиданно остановилась она. – Дальше не ходи, я как-нибудь сама доберусь.

– А не боишься, что обидят? – удивился Сарычев.

Женщина неожиданно расхохоталась.

– Уж не шутишь ли ты?! Кто же это мадам Трегубову посмеет обидеть! А ты иди, не жди!

Легко освободившись, она помахала на прощание рукой и пошла в сторону Трубной площади.

Игнат Сарычев подождал, пока Елизавета Михайловна отойдет подальше, и направился следом. Осторожно, стараясь ничем не выдать своего присутствия, он выглянул из-за угла. Мадам Трегубова уверенно вышла на площадь и, оглянувшись, зашагала через нее. Она не производила впечатление человека, который оказался в этом районе впервые. Заметив женщину, один из извозчиков, с рыжей шевелюрой, тронул вожжи и лихо подкатил к даме. Мадам Трегубова что-то быстро сказала, но до Игната долетали лишь обрывки слов. Похоже, что она крепко за что-то отчитывала извозчика, а тот, покорно наклонив пышную голову, внимал ее строгим наставлениям. Закончив выговаривать, Елизавета Михайловна ловко забралась в пролетку и, по-барски махнув рукой, отдала распоряжение:

– Погоняй, Шайтан!

Игнат Сарычев перебежал площадь, вскочил в ближайшую пролетку и коротко распорядился:

– Погоняй вон за той пролеткой!

Обе пролетки двинулись вверх по Страстному бульвару, затем мимо Страстного монастыря поехали дальше по Бульварному кольцу. Вскоре пролетка Елизаветы Михайловны свернула в Сивцев Вражек. Миновала несколько крепких зданий, еще несколько лет назад являвшихся доходными домами, и остановилась у небольшого деревянного особняка. Внимательно зыркнув по сторонам, Трегубова быстро прошла мимо группы беспризорников, подошла к дверям черного хода и уверенно затопала вверх по лестнице. Один из беспризорников пронзительно свистнул, предупреждая малиншика о нежданной гостье.

Поднявшись на второй этаж, Елизавета еще раз осмотрелась и только после этого коротко, условным знаком, постучалась в дубовую дверь.

– Кто там? – раздался изнутри недружелюбный голос.

– Открывай, наливки несу, – вполголоса пробубнила в щель мадам Трегубова.

– Малиновой?

– Нет, рябиновой, – четко отозвалась Елизавета Михайловна.

Сначала раздалось веселое бряканье металлической цепи, после чего дважды щелкнули запоры, и дверь слегка приоткрылась.

– Ну, чего встала? – спросил все тот же недружелюбный голос. – Проходи.

– Кирьян-то здесь? – спросила женщина, посмотрев на открывшего ей Макея.

– А то где же ему быть? Договаривались ведь!

Кирьян никому не доверял, за исключением разве что Степана с Макеем. Последний, став жиганом, верно исполнял при пахане роль денщика. Кирьян, останавливаясь в хатах, никогда не поднимался выше второго этажа, и, как правило, все его убежища имели запасные выходы.

Елизавета Михайловна уверенно прошла в комнату, стараясь не замечать находившегося здесь же Костю Фомича. Жиган, заприметив вошедшую зазнобу, заметно нахмурился и сделал вид, что рассматривает кастет-нож Тонкая, почти ювелирная работа – ручка в форме обнаженной женщины вырезана из кости какого-то животного. Женщину обвивал толстый удав. Неширокое лезвие с узким продольным желобком придавало ему опасно-хищный вид. Красивая и опасная игрушка, грех не засмотреться на такую вещь.

Вчера вечером Костя Фомич скребся под дверь мадам Трегубовой, но малинщица дала ему отворот, и жиган затаил на нее нешуточную обиду. А все питерский со своим золотишком! Кирьян сидел на диване, приобняв за плечи Дарью. Барышня, совсем еще юное создание, разомлела на его плече пушистым котенком. Жиганы, так же как и уркачи, никогда не брали на сходняки женщин, а Кирьян подчас вел себя так, будто не имел от нее тайн. Жиганы глухо роптали, что он совсем помешался на этой девке, но высказать ему в лицо претензии не отважился бы даже самый отчаянный из них. Подобный упрек Кирьян воспринял бы как посягательство на собственный авторитет.

– Что там? – грубовато спросил Кирьян с напускным равнодушием. Обижаться не стоило. Это была его обычная манера общения.

– Ездила на хазу. Комнаты грязноватые…

– Я не о том, надежная малина или нет? – сурово перебил ее Кирьян.

Елизавета Михайловна невольно поежилась – она знала взрывной характер Кирьяна, тот мог вспыхнуть даже от безобидного слова. Она помнила случай, произошедший полгода назад на одной из малин Хитровки. Один из жиганов вдруг неожиданно заявил, что атаман забирает себе большую часть добытого. Кирьян Курахин терпеливо выслушал его, похвалил за смелость, а потом со смехом выстрелил ему в лицо. А хозяйку малины, подругу убитого, заставил соскребать со стен мозги. Застреленного жигана потом свезли куда-то на окраину.