Корона жигана

Шутить с Кирьяном тоже было нельзя, реакция его всегда была непредсказуема. Даже если он смеялся, то трудно было сказать, что поджидает остряка в конце разговора. И тем более странно было наблюдать, с какой нежностью относится Кирьян к Дарье. Даже его взгляд, всегда суровый, значительно добрел, стоило ему только посмотреть в ее сторону.

На мгновение мадам Трегубова задумалась. У Трубной площади, где обычно собираются извозчики, ей показалось, что она увидела Макара Хряща, наблюдающего за ней из-за угла. Поразмыслив, она не стала делиться с Кирьяном своей подозрительностью.

– В хате ничего особенного не заметила. Этот район я немного знаю… Темный он. Но легавыми там не пахнет.

– Место там есть, куда можно спрятать деньги? – по-деловому поинтересовался Кирьян, продолжая обнимать Дарью.

Присутствие девки было для мадам Трегубовой неприятно. Это значило, что ее, майданщицу, ставили на одну ступень с Дарьей. У нее таких «барышень» полный притон будет. И каждая из них называет Елизавету Михайловну не иначе как «мамка».

Видали мы таких красотуль!

– Хата небольшая, всего лишь три комнаты. Да и то одна больше на чулан смахивает. Но место для денег имеется.

– Кто там был из блатных?

– Когда я туда пришла, там три человека было – один хозяин, и еще двое в карты резались. Один из них уркач, когда-то на Хитровке ошивался, потом на каторгу угодил. Я его еще по тем временам знаю.

– Как зовут? – спросил Кирьян, неожиданно заинтересовавшись.

Елизавета Михайловна украдкой посмотрела на Костю Фомича, который уже успел спрятать кастет и теперь развлекался тем, что подкидывал на краю стола коробок спичек.

– Гаврила Голь.

Кирьян слегка качнул головой:

– Знаю такого. Значит, ты считаешь, что хата не паленая.

Кирьян вел себя по-барски. Даже интонации в его голосе сделались какими-то покровительственными. Многих жиганов подобные черточки в его поведении раздражали, но они терпели, крепко стиснув челюсти. После того, как упекли в ЧК Горыныча, Кирьян превратился едва ли не в единоличного хозяина Хитровки. К мадам Трегубовой, бывшей возлюбленной Горыныча, он относился неплохо. Мадам Трегубова во всех отношениях была особа полезная.

– У меня нюх на легавых особенный, – похвасталась мадам Трегубова, – но я ничего такого не заметила.

– Легавый он! – неожиданно зло проговорил Макей. – Падлой буду – легавый! Это у него на роже вот такими буквами написано. И что-то уж больно подозрительно, корешей его ловят, а он от фараонов как заговоренный уходит.

– Брось, – отмахнулся Кирьян, – ты его невзлюбил, потому что в карты ему продул.

– Карты здесь ни при чем! Ты посмотри, как он держится! Жиганы так себя не ведут. А потом, уж слишком чистенький он какой-то.

Кирьян усмехнулся.

– А много ли ты о жиганах-то знаешь?

– Предостаточно, – глухо проговорил Макей и добавил угрюмо: – А только за спрятанного в рукаве туза на пику сажают, а он лишь хайло свое разинул.

Кирьян улыбнулся, он никогда не скрывал своей симпатии к этому молодому жигану. Объяснять ему, что он просил Хряща не трогать Макея, Кирьян не стал.

– Чего же ты беспокоишься? Может, еще и посадит.

– Как бы я его сам не посадил! – глаза Макея гневно вспыхнули. Охотно верилось, что так оно и будет.

– И это все? – едва ли не с укором спросил Кирьян у приятеля.

– Не знаю, как ты, Кирьян, но я тоже не очень-то верю этому питерскому, – вставил свое веское слово Степан. – Сам подумай на кой ляд он к нам в Москву приперся, у него дел, что ли, в Питере нет? Петроград тоже хлебный город! Видите ли, банк захотел вытрясти, можно подумать, что их в Питере мало! Не знаю, как вы, жиганы, а я еще подумаю, стоит ли мне туда соваться.

– А ты что думаешь, Константин? – посмотрел Кирьян на Фомича.

Фомич небрежно подбросил коробок, тот дважды перевернулся и встал на попа.

– Питерский мне тоже не нравится, – солидно сказал Костя Фомич, – но жиган он путевый. Это сразу видно. Кто еще так хорошо может стирки метать, как не жиган? Таких, как он, фарт любит!

– Подстава это! – горячился Макей. – Он уши нам здесь шлифовал, когда о питерских делах рассказывал. Такие вещи мог только легавый знать!

Спор Макею давался нелегко, он заметно побагровел. Подразни его чуток, так он еще и за перышко схватится.

– Какой еще легавый! – продолжал спорить Костя Фомич. – Ты бы побрякушки его вспомнил, таким место только в Оружейной палате!

– Фраер он закорчеванный! – не сдавался Макей. – Он специально рыжьем светил, чтобы вес набрать! А потом, с какой стати ему чеканкой царской швыряться, если он настоящий жиган? Деньги, они счет любят! Приехал, взбаламутил всех, Кирьяна со Степаном пожелал видеть! И вел себя так, словно в нем осторожности ни на грош!

Костя Фомич взял коробок спичек и сунул его в карман, получилось это у него чуточку нервно.