Корректор

Тауматург безразлично махнул рукой. Показалось, спускался даже дольше, чем поднимался. Ноги задрожали от мерзкой слабости, и у подножия лестницы дошло, что идти без помощи будет трудно. Сзади раздались приближающиеся шаги. Альмарик и навьи решили последовать за ним. Фроузен повернулся.

– В городе опасно.

– С тобой как-то спокойней, – буркнул паж.

Навьи закивали, осторожно подхватили немощного под руки.

Они прошли мимо лежащих в сытой дрёме моноцеров. Звери никак не отреагировали на их приближение, а некродосы, занятые откладкой яиц их не заметили. Вокруг сожранных изнутри, изрядно осунувшихся трупов, камень будто сохой кто-то взрыхлил. Поверхность ещё кое-где шевелится, личинки пытаются как можно глубже зарыться в породу. Альмарик часто нагибался, к чему-то приглядывался, а один раз отстал настолько, что потом едва нашёл. Лицо светится от счастья, в руке – посох, чем-то похожий на таковой у Фроузена, только без камня и с грубо сделанными письменами на древке.

– Теперь и я кое-что могу, – важно заявил Альмарик.

Сорвавшийся с навершия небольшой лиловы шар угодил в ближнего некродоса, сидящего на туше моноцера. Тварь безвольной куклой опрокинулась на бок, выметнувшиеся крылья с резким звуком сломались, и он затих. Через небольшую дырку в боку выметнулся крохотный сизый дымок.

– Видал?

Тауматург хмыкнул. На роже пажа проступила безграничная самоуверенность.

Звать никого не пришлось, жители хоть и опаской, но все таки спускались вниз и присоединялись к отряду. Лишь один раз изрядно наевшийся моноцер попытался подняться. Фроузен и Альмарик заставили его опуститься на землю. Навсегда. Раздался звук далёкого гонга. В тело молодого тауматурга хлынула мощь. Захотелось крушить и ломать.

– Ты слышал? – на ходу спросил Фроузен пажа.

– Что? – не понял тот и прислушался.

– Кто-то словно в гонг ударил, – пояснил молодой тауматург.

– Нет, – ответил паж.

– Показалось, наверное, – пробормотал Фроузен.

Паж пожал плечами.

Пара некродосов обосновалась на теле павшего гиганта. Краем глаза Фроузен видел, что Крипт с горсткой выживших воинов следует за ним по верху стены. У ворот оба отряда соединились. Всего набралось двадцать четыре горожанина: из них шесть женщин, десять лучников и восемь алебардщиков. Фроузен внезапно понял, что умеет считать.

– Как мало выжило, – пробормотал паж.

Лицо побледнело, губы задрожали, он всхлипнул. Ручейки из глаз пересекли щеки, с подбородка закапало на ткань, темное пятно на груди поползло в стороны. На лицо легла скорбь, испуг уступил место страданию, но лишь на мгновение.

Остатки валяющихся на земле ворот треснули под весом громадного и тяжелого животного. Из тумана выскочил запоздавший моноцер. Глаза плотоядно уставились на выживших. Лучники натянули тетивы бесполезных луков. Тенькнуло. Стрелы увязли в толстой коже. Лишь одна ткнулась в ноздрю. Зверь дико взревел, мощное тело метнулось к выжившим. Но от страшного крика маленького двуногого существа в капюшоне он опешил, остановился. Тауматург безбоязненно пошёл на зверя, такого могучего по сравнению с ним, что о развязке предстоящей схватки не могло возникнуть двух предположений. Но горящие огнём жёлто-зелёные глаза с кроваво-красными прожилками заставили гиганта попятиться. Зад уперся в стену замка, моноцер недовольно хрюкнул. Страшный неос приблизился. Зверь попытался найти выход, но вместо того, чтобы дать дёру, инстинкт заставил кинуться на двунога. От удара посохом в уязвимое место череп проломился, кости впились в мозг, в глазах полыхнуло, будто луна взорвалась. Зверь почувствовал, что ноги подогнулись, голова потяжелела настолько, что не хватило сил держать, морда беспомощно ткнулась в землю. Что-то тёплое потекло между глаз, часть попала на уголки губ, проникла в рот. Солёный привкус напугал, моноцер жалобно взревел. Но от движения челюстями боль усилилась, костёр во лбу разгорелся сильнее. Моноцер неотрывно смотрел на стоящего рядом неоса, страшный огонь в глазах которого медленно угас. Зверь ощутил, как быстро холодеют ноги, уменьшается чувствительность кожи. Сердце забилось быстрее, пытаясь хоть как-то восполнить острую нехватку кислорода в органах из-за потери крови, но тёплый поток по морде не прекратился. А вместе с ним из тела устремилась жизнь. Зверь попытался закричать, но из глотки вырвался слабый, едва слышный стон. Сердце забилось медленнее, ещё медленнее, болезненно стукнуло и остановилось. Пугающая темнота надвинулась с неотвратимостью лавины, а с ним и полное онемение тела. Бока опали, из глотки вырвался последний жалобный вздох. В злобных некогда, теперь мёртвых, глазах застыл ужас перед крохотным существом с тонкой палкой в руке.