Косьбы и судьбы

Государство требует от меня, как земледельца, выполнения некоторых обязательств: известное количество посевов и известное количество налога на необходимые общественные нужды… Сколько раз я пытался узнать, какая доля налога идет на разумную общественную взаимопомощь! Я никогда не получал определенного ответа… Быть налогоплательщиком разумного общества я не отказываюсь… Я не хочу быть слепым членом общества, возглавляемого государственным насилием… Я хочу быть членом мирного общества, устраивающего жизнь ни разумных, сознательных началах… Конечно, и десятой доли предложенного плана я едва ли сумею обработать, так что об излишках труда нечего и думать. Ну, а если бы вдруг оказались излишки нашего труда, то неужели я буду держать их у себя, неужели я буду лежать на них, как собака на сене?»191

«За время пребывания в тюрьмах и лагерях я испытал и насмотрелся столько дикости, жестокости, что становился в тупик: где же я? Кто же это делает? Неужели это делают представители власти коммунистов, идеал которых – безвластие, безнасильственное общество – дорог одинаково и им, и мне? Неужели это делают те, кто так возмущался произволом и дикостью царских властей над людьми из народа?

… известно: самовластие развращает не одних царей. Не было в этих людях ни стыда, ни совести, ни разума, ни просто ума, а были пропитаны они грубой бессовестностью, матерщиной и нахальством».

«… над… коммунарами-толстовцами был произведен суд. Их судили за то, что они не шли в ногу с обществом, которое поддерживало насилие, убийство, церковное и государственное суеверие. Судили за их гуманные человеколюбивые убеждения, за непротивление злу насилием. Люди власти, судьи, говорили им: "Вы еще рано строите коммунизм, рано отказываетесь от поддержания насилия и убийства. Вот надо разбогатеть материально, накормить всех досыта, и тогда коммунизм придет сам собой, без нашего усилия".

… рассказывать о жутких 1937–1938 годах…. на душе делается тяжко от того, как русские люди, ввиду своего заблуждения, издевались над своими же русскими людьми. Арестовывали, избивали, судили, ссылали, казнили… Арестовывая и ссылая на Север друг друга сотнями, тысячами, миллионами, люди эти не имели зла друг к другу. Часто это были даже добрые люди, но они были очень одурманены государственным гипнозом, слепо верили в то, что эти миллионы ссылаемых (и погибших) действительно были "враги народа", т. е. враги сами себе. А главное зло было в самих людях, в их несовершенных душах, в их личном эгоизме, в сохранении своей отдельной личности, в слепой вере в "материю", в объективную реальность своего тела как единственной ценности, ради сохранения которого люди употребляют самые безнравственные средства и предательство друг друга. Какое великое заблуждение…».192

Может быть, это неожиданная порча «передаточных ремней управленческого механизма»? Или внезапное огрубление нравов, привнесённое новой властью? Отнюдь нет, кроме последнего, только заключительного действия, из-за ненависти политически– гражданского противостояния, которое вело к ускоренному лязгу затвора, всё это было и прежде.

Врачебно-продовольственная комиссия князя Львова (того самого!) занималась исправлением последствий столыпинского переселения «обычным бюрократическим порядком» в Сибирь и на Дальний Восток в 1907 году. Подтвердились эпидемии цинги и тифа из-за неподготовленности жилья для обустройства большого числа людей (около 74 тысяч). Но разве Столыпин велел переселять на вымирание?

В 1895 году начались волнения среди духоборов, высланных к тому времени на Кавказ. «… Как и все истинные христиане, не признают ни насилия, ни наказаний, ни войны, ни убийства животных, ни даже права защиты насилием…. отказались присягать новому царю… отказались от военной службы…. и запасные и рядовые из духоборцев принесли начальству свои билеты, объявив, что они служить не будут».193 Как пресекался их бунт?

«… туда были посланы казаки, которые атаковали безоружную толпу духоборцев, налетев на них лошадьми… Несколько человек было ранено лошадьми, и четыре человека убиты до смерти… Люди подлежат телесному наказанию розгами и потому находятся в полной власти всякого… начальника, который может их истязать их, как ему вздумается… Более четырех тысяч людей страдают и умирают от голода, болезней, истощения, побоев, истязаний и других преследований русских властей… Имущество духоборов было расхищено, и сами жители были всячески оскорбляемы и истязуемы; женщины же были сечены нагайками и изнасилываемы… более четырех сот семей… были оторваны от благоустроенных хозяйств и прекрасно-обработанной земли и, после продажи за бесценок их имущества, высланы… в их местах изгнания, нет средств пропитания. Единственный заработок есть поденный труд среди того населения, где они поселены и выйти за пределы которого их не пускают. Заработок же этот очень мал…. Из числа заключенных в тюрьмах многие уже умерли. Некоторые из них умерли в полном одиночестве и без всякого призора, запертые на ключ в отдельной комнате…».194