Косьбы и судьбы

Нарастающий беспорядок в стране, вынудил их обратиться за помощью к злейшему врагу – в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Князь Львов (да-да, всё тот же самый приятель Льва Толстого!) предложил социалистам войти в коалиционное правительство, так как реальная власть всё больше переходила к Советам.

Стрелка колебалась у ноля…. Состоялось два голосования руководящего большинства Петросовета.

Перед первым Николай Чхеидзе – председатель Исполнительного Комитета, взял слово, чтобы высказаться против участия в правительстве: «… Но если мы войдем в правительство, мы пробудим в массах надежду на нечто существенно новое, чего на самом деле мы сделать не сможем… Россия – крестьянская страна, и русская революция есть, прежде всего, крестьянская революция… Самое естественное решение – это привлечение представителей крестьян».213

Меньшевик, то есть, марксист, действующий по правилам теории Маркса-Энгельса, он видел, что «концы» не сходятся не только у злосчастных побратимов-большевиков. Но и у тех, из кого никак не удавалось вышибить помещичий дух – якобы существующей «русской буржуазии».

Незначительным большинством, при многих уклонившихся, войти в правительство отказались.

Уже на третий день после отказа, делегация офицеров Петроградского штаба в Исполнительном Комитете Петросовета сделала заявление, о том, что власть Временного правительства в армии уже чрезвычайно слаба. Если социалисты не укрепят его, в ближайшее же время, усиливающиеся беспорядки и неподчинение неминуемо развалят фронт, с непредсказуемым результатом.

Пришлось заново срочно созывать Исполнительный Комитет.

Второе заседание снова открыл Чхеидзе: «Три дня тому назад я говорил, что не могу взять на себя ответственность советовать Исполнительному Комитету послать своих представителей в правительство. Теперь создалось такое положение, что я, напротив, не могу взять на себя ответственность советовать отказаться от вхождения в правительство».214

Из этого следует, что русская социалистическая демократия сделала всё возможное, чтобы до последней минуты существования «старой» России позволить «буржуазии» выполнить свою задачу, которая заключалась в отказе от земли в пользу крестьянина, чтобы это для него не значило. Для этого надо было только провести Учредительное собрание. Но отказаться от земли «буржуазия» не смогла, а большевики времени не теряли.

Так вот, после первого голосования, произошла примечательная встреча двух бывших почти «поэтов-вундеркиндов» из давно закрытой правительством тифлисской газеты: Церетели и Сталина.

«По окончании собрания Каменев, проходя мимо меня, остановился. С ним вместе шел и остановился Сталин.

– Я рад принятому решению, – сказал Каменев, – но признайтесь, что это не было демократическое, свободное от морального давления верхушки волеизъявление большинства. – Возможно, что это и так, – ответил я. – А все же мне кажется, что больше всего принятое решение огорчает не наших сторонников, а сторонников "Правды", которая с нетерпением ждет нашего вхождения в правительство.

Сталин, который обычно не вмешивался ни в общие прения, ни в частные разговоры (какая характерная деталь! – прим.), на этот раз заметил: а, по-моему, и разногласий-то настоящих среди большинства нет. Не все ли равно, войти в правительство самим или нести это правительство на своих плечах?».215

Смысл реплики Сталина очевиден: ему было ясно, что все усилия «классических социалистов» всех направлений уходят в песок несуществующего адресата – капиталистической буржуазии, которая не состоялась.

И все попытки новой Февральской государственной власти удержаться или желание социалистов направить события в сторону «классово-естественного» общества были отдельной «напраслиной» перед поднимающимся «девятым валом» крестьянского бунта.

Это есть самая страшная тайна советских «коммунистов», с которой они так и не знали, что делать и которая их погубила, так как закрыла опорную точку правильного хода. Вся пропаганда, все «Ленины в Октябре» были направлены на сокрытие этой правды. Например, что главным делом был захват Зимнего дворца и низложение Временного правительства. Для Октябрьского переворота – да. Но «Великой Октябрьской социалистической революции» не мог помочь даже «Декрет о земле» – объявлять его большевики не имели никакого права. Скрепя сердце, они вынуждены были созвать Учредительное собрание, идея которого ещё накрепко сидела в народе. Которое одно уполномочено законно определить государственное устройство России. Главной задачей для себя они имели или диктаторский ультиматум о признании Учредительным Собранием всех декретов и постановлений Совета Народных Комиссаров или окончательный захват власти, уже стянутыми в Петроград и Москву большевистскими силами.