Косьбы и судьбы

Сталин, по своим свойствам так же наиболее подходил к своему участку истории, как и Ленин к своему. Ему не надо было развивать теорию, но лишь удерживать государственность, под флагом продолжения дела Ленина, которую тот и сам не мог бы продолжить одной культурной агитацией. Настало время заставлять. При всей уродливой жёсткости характера, «расстрельные» крики Ленина отдают истерикой человека, уже понимающего ничтожность своей способности действительно управлять стихией общества не уничтожая её – приём старый!

Практик гос. строительства – неукоснительный, дотошный исполнитель запущенного механизма. Как и Ленин, не замеченный в дюжинной материальной корысти. Первому творческую свободу обеспечивало удовлетворение мести. Второй научился служению идее в семинарии, священническим образом, непреклонным и догматичным. Мать Сталина могла быть спокойна, её Coco всё-таки стал священником. Только поменял слепую веру, которая не помогала, а прямо угнетала мужика, на новое, хорошо аргументированное мировоззрение.

Оказалось, духовное образование не было напрасным! Особенно, усвоенные им навыки распознавания ереси. И, в отличие от всех идейных соратников (их ряды будут редеть по мере впадения в эту ересь мелкобуржуазных послереволюционных настроений), он один умел проповедовать. То есть, во-первых, быть готовым к насильственному вменению «истины» (или того, что должно считаться истиной). Во-вторых, уметь упрощать символ веры для доступности любому, но зато уж и требовать исполнения! И то и другое оказалось необходимым.

По воспоминаниям друга детства, Григория, соученика по Горийскому духовному училищу и Тифлисской духовной семинарии: «Чтобы лучше разобраться в интересовавших нас вопросах мы читали «Историю культуры» Липперта, "Войну и мир", "Хозяина и работника", «Крейцерову сонату», «Воскресение» Льва Толстого, а так же Писарева, Достоевского, Шекспира, Шиллера и др.».205

Понятна стыдливость Григория, бывшего семинариста и будущего учителя: память «ненароком» вычёркивает роскошную «Анну Каренину», которой не могло не быть в этом списке. А ведь даже сегодня, вряд ли впечатлительный юноша выдержит, скажем, 20-томник Льва Толстого кряду без заметного нравственного сдвига (и не всегда посильного). Такова убедительность самих идей и силы художественного воплощения в ясно представленной картине действительности, а что же было, когда эта действительность сама стояла перед глазами? Толстой один, своим духовным авторитетом и удерживал народ от бунта, и действительно смутил многих богачей, порой до отречения от прежней жизни и «ухода в мир» не в одной только России, а везде, куда достигал его голос.

Но вот по своему характеру заводилы, молодой семинарист просто не способен был довериться этике убеждения «непротивлением». Наверняка, это показалось ему отвратительным, хотя немало было приложено им самим «духоподъёмных» усилий. Что исполнял вокальный ансамбль из Сталина, Молотова и Ворошилова, оставаясь наедине без свидетелей (а это факт), если каждый в юности пел в церковном хоре?

«…У этого одаренного мальчика был приятный высокий голос-дискант. За два года он так хорошо освоил ноты, что свободно пел по ним. Вскоре он стал уже помогать дирижеру и руководил хором. В тот период, когда пел Coco, в хоре набрались хорошие голоса. При этом и я, как молодой дирижер, был заинтересован в том, чтобы показать себя хорошим руководителем…Мы исполняли вещи таких композиторов, как Бортнянский, Турчанинов, Чайковский и др…. Обычно он исполнял дуэты и соло. Часто заменял регента хора».206

«… в стенах училища часто можно было слышать грузинские народные песни, исполняемые хором под руководством Coco».207

Сколько бы шиллеровских «эксов» Сталин не совершил, он прошёл полное «профессионально-духовное» обучение и имел хорошую успеваемость, пока не выбрал революцию. Без сомнения, он сделал бы хорошую карьеру, но не смог простить государственной церкви её цели, для которой уже давно она только и существует: «Знаешь, нас обманывают…». И в этом Толстой мог только укрепить его.

Сталину пригодились все навыки, которым его обучали: «обращение язычников» – ревниво замеченное «политическими» тяготение в ссылке к уголовникам. «Гонение ереси» – искоренение отступников в капиталистический уклон (идейных или по глупости). «Катехизисы» – навязывание формализованной схоластической выжимки из тезисов марксизма (усвоение «Капитала» было и остаётся проблемой, не навострившимся в гегелевской диалектике…).

Во всём этом нет «светлого гения», но что мог сделать в тех условиях гений и получше «светлого» – его сиятельство сам Лев Толстой? Только выставить этику на тысячелетний вырост. Уж этого-то времени точно не было.

Упёртый, только лишь грамотный воплотитель марксовой идеи в оранжировке Ленина, Пётр и Павел в одном лице. Скрупулёзный инок, хорошо различающий «краеугольные камни», опасность «ереси», значение «мученичества» (о, да!), неуклонно выверяющий правильность решения по «священному писанию» Маркса-Энгельса и Ленинским статьям.