Разве так плохо для 17-летнего паренька? Нет никаких следов поэтического гения (по крайней мере, в переводе), но в содержании – выраженная способность к «дидактическому» высказыванию и по характерно конкретному адресу. Разве лгут себе в таком возрасте?
Как ни странно, вот по этому, самому, «крестьянскому» стихотворению (только что не косьбенному, а жатвенному) проходит водораздел русской истории, который никак не хотят признать простодушные поклонники рафинированной поэзии.
Как мог попасть юноша в авторы иллюстрированного журнала, с примечательным земледельческим названием, национально-либерального направления, где публиковались статьи по естественным и гуманитарным наукам?
Основатель издания Георгий Церетели, «из тех», из князей, с «физико-математич. факульт. Петерб. ун-та», сиделец Кронштадтской крепости – «гуманист и просветитель», материалист и чернышенковец. С 1897 года он передал журнал под влияние первой грузинской марксистской группы «Третий призыв». Это решение, очевидно, было и личным: его сын Ираклий, гимназист, был уже насквозь пропитан народничеством и марксизмом. Мальчик был очень развит и отец счёл незазорным публиковать его стихи в журнале с 14-летнего возраста. Насколько вероятно, что два юноши-марксиста (Coco был старше на три года) могли хотя бы не знать друг о друге, оказавшись в одном разделе единственной своей «партийной» газеты? Ну, допустим, что нет….
Ираклий Церетели – фигура ныне совершенно растворившаяся в тени революционных событий, но только по одной причине – намеренное забвение, более полное, чем последовавшие вымарывания из памяти многих, недавно так торжествовавших, «победителей».
Студент Московского университета, ссыльный. Как безупречно образованный человек (разумеется, «меньшевик») после II съезда РСДРП в 1903 году был достаточно авторитетен, чтобы в 1907 году пройти в депутаты П-ой Государственной думы. (Ленину это не удалось). Да ещё и председателем социал-демократической фракции.
Царь терпел легальную демократию 103 дня – Столыпин ложно обвиняет социал-демократов в подготовке заговора «в пользу» установления республики. В числе 16-ти арестованных депутатов фракции, Церетели был осуждён на каторжные работы, переведён на шесть лет в тюрьму и освобождён из ссылки только Февральской революцией.
Это он убеждал не сдавать фронт немцам, а прекратить войну совместными усилиями социалистов стран-комбатантов, через созыв Стокгольмской международной конференции.
Это он отвергал Апрельские тезисы Ленина с планом перехода к социализму, так как «критической массы» рабочего класса необходимой для этого нет и в помине
Это он всячески добивался от лидеров буржуазных партий провести, наконец, передачу земли крестьянам законным путём через Учредительное собрание.
Это на его слова: «… нет такой партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть» (в таких обстоятельствах), Ленин крикнул: «Есть такая партия!».
Это он на I Всероссийском съезде Советов как избранный член Президиума ВЦИК, ещё 10 июня на собрании Президиума требовал разоружить большевиков: «Нельзя оставить в их руках пулеметы и оружие, заговоров мы не допустим». Но большинство президиума уже думали «надвое»….
И тоже он, уже через месяц летом 17-го года, занимая посты министра внутренних дел, почт и телеграфа Временного правительства, по-видимому, спас Ленину жизнь, запретив публиковать в печати правду о том, как Ленин оказался в Петрограде и его «немецких деньгах». Почему? Он знал Ленина, и знал, что Ленин не «шпион» и не «наймит». Ленин – человек, одержимый политической идеей и боролся с ним по-честному.
«После революции (Февральской – прим.) мы сразу из безответственной оппозиции превратились в руководящую страной силу. Мы создали власть, и мы ее поддерживали. В новых условиях нам приходилось не разжигать, а, как пожарным, тушить разгоравшиеся народные страсти. Я только и делал, что тушил пожар то среди рабочих, объявлявших стачку, то среди воинских частей, отказывавшихся повиноваться, то среди матросов в Кронштадте, расправлявшихся с офицерами. Обращаясь к массам в качестве представителя Петроградского Совета, я встречал их доверие, и мне удавалось подчинять их демократической дисциплине».212
Коромысло исторических весов колебалось у вертикальной отметки. Временное правительство первого состава, казалось бы, получившее возможность капиталистического «буржуазного» устройства страны, совершенно не понимало своей задачи, а вернее сказать, кинулось спасать землю… от крестьян. Всячески оттягивая проведение Учредительного собрания, которое одно было уполномочено конституционно передать землю, спешно принимает законы: о привлечении крестьян к уголовной ответственности за «аграрные беспорядки»; об объявлении самочинных захватов земли противозаконными; «Об охране посевов» – для возмещение убытков помещику в случае «народных волнений».
Даже сейчас «помещичье нутро» тащило правящий класс не к борьбе за будущие капиталистические промышленные прибыли, а к спасению отсталых латифундий.