Косьбы и судьбы

«Уже в августе 1906 г., после роспуска первой Думы, был принят указ о военно-полевых судах, согласно которому судопроизводство должно было длиться не более 48 часов, а приговор приводился в исполнение через 24 часа; наряду с ними продолжали действовать военно-окружные суды. Статистика установила, что за четыре года после революции 1905 г. в России было казнено две с половиной тысячи человек – в пять раз больше, чем за 40 лет после судебной реформы 1864 г. (сверх того, 23 тысячи были отправлены на каторгу, 39 тысяч – в ссылку) Конечно, несколько тысяч казненных– цифра не слишком внушительная для последующих десятилетий, когда количество жертв стало исчисляться десятками миллионов. Но любой статистик знает, что при динамических процессах важны не столько абсолютные цифры, сколько относительные, – кривая убийств начала стремительно подыматься вверх на диаграмме еще до 1917–1918 гг., до расстрелов в екатеринбургском подвале, которые многие склонны считать историческим рубежом».152

Через большевистский ужас Россия спасалась как страна. Иного выхода не было. Многие историки, получив долгожданную свободу мнения, не в силах выйти из привычного круга. Очнувшись от «советизма», сначала «обложили» «красных» чем и как могли; но и «белые» что-то не вытягивают на моральных победителей.

Как же может быть иначе, если слова (одни слова!) большевиков о цели революции они воспринимают как объективно выполнимые задачи! Это далеко от понимания истории. Не большевики приходили к власти, а не может исчезнуть бесследно сотня миллионов человек вместе со страной.

Это самоорганизация материи, которая слишком сильна, чтобы умереть. Революция выявляет прогрессивный и пораженный класс. Кто же это? Победил «народ», пролетарии (весьма условные) и крестьянство? Тогда «контра» – сбежавшие «буржуи» и «белые»? Обман зрения. Эта схема не выражает ничего, так как «помещики» (сословие дворянских привилегий) уже были глубоким анахронизмом. По прописям должна была победить буржуазия – «молодой честный капиталист», но… его не было, настолько он был зачаточно слаб. Что же было на самом деле?

Февральская революция не отдала крестьянину землю всё по той же причине «ненастоящего» капиталиста. Слишком много было замешано в слой буржуазии поместных землевладельцев, не желающих терять землю.

Война Севера и Юга в США была возможна только при условии достаточно чёткого разделения между промышленным севером и рабовладельческим югом. В России случилось ровно наоборот, никакого центра силы капитализма не образовалось.

С другой стороны, крестьяне упорно не втягивались в пролетаризацию. Они не умели жить без земли и хотели только одного – честного её передела.

Неимоверная сложность русского поворота состояла именно в том, что движущей силой (но не управляющей) был один и тот же, одновременно и победивший и проигравший, одновременно и «революционный» и «контрреволюционный» класс– крестьянство. И, которое должно было исторически неизбежно, в какой– то неведомой форме, всё-таки исчезнуть до тех нескольких процентов сельского населения, которое занято земледелием в индустриальных странах.

Исчезнуть оно должно было только в одном в одном направлении – в пролетариат. Исторический выбор был прост:

– буржуазно-капиталистический, самая жуткая эксплуатация, через «деклассацию», трущобы, нищету, «южноамериканский вариант» в снегах России. Разве сейчас сто лет спустя, капитал не завозит бесправных иностранных разнорабочих, разрушая трудовую этику своей страны?

– «классово-марксистский», объявляющий этого рабочего – «гегемоном» и сутью будущей культуры и обещавший «город-сад».

Единственным управляющим элементом, которого катастрофически не хватало, оказался подготовленный «большевиками-заводилами» пролетариат.

В итоге ненависть за крушение жизни обратилась на самоё себя. Крестьяне теряли всякую надежду жить единственно понятной им жизнью. Втянутые в бесконечную борьбу за землю-кормилицу, которая так и не далась всем в руки, «по-старому», «по-дедовски». Они выжгли из души всякое сочувствие к повинным за своё горе. Невиновных в России не было. И всякий мог быть и палачом и жертвой. Всё определял случай, везение, живая или уже угасшая совесть.

Непреодолимая стихия общественно-материального сдвига найдёт любой способ реализоваться, любым способом объясняя это самой себе.

«Революция (1905) сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Появилось в народе сознание претерпеваемой им неправды, и народ разнообразно относится к этой неправде (большая часть, к сожалению, с злобой); но весь народ уже понимает ее. И вытравить это сознание уже нельзя» – Толстой Л. Н. «Дневник» 11 марта 1910.

В том и причина моментально-стихийного отпадения народа от опостылевшей поповщины. Понятна обрядовая роль церкви среди неграмотного населения, но она украла, присвоила не своё. Она соборовалась на долготерпении русского народа не собой заслуженным авторитетом; на истине, который русский народ нашёл сам, но исторически не мог осознать, откуда на самом деле брались его силы.