Косьбы и судьбы

В этих условиях общие и типичные для всех стран, проходящих через смену формаций этого типа, черты общественно-личной психологии получили новое качественное содержание. Эти архаичные производственные отношения далеко превзошли обычный уровень и даже получили черты более прогрессивного, чем капитализм, строя. Но стихийная выработка этого самосознания прекратилась с достижением уровня личного товарного потребления, противоположного общинному труду с натуральной формой обмена.

Аристократ, убеждённый представитель феодальной знати граф Лев Толстой свой классовый «грех» работой самосознания переплавил в небывалой мощи гуманитарную опору духа.

Недаром высший свет не принял романа, вполне почувствовав угрозу. Роман «Анна Каренина», по форме «из жизни бар», неосознанно, конечно, создавался Толстым уже не для дворян, а для… «детей мужика». Тех самых детей, о которых в самом романе он ещё не решил – стоит ли (для их же пользы) вообще учить грамоте. И когда решил, что это неизбежно, всё более стал озадачиваться публицистикой для жизни, а не чистым художественным творчеством. Всё-таки никто не сказал о Толстом сочнее Ульянова (Ленина): «… матёрый человечище!». Толстой – природная стихия в беспощадном преодолении идеей в поиске истины всякого личного предубеждения в понимании действительности.

В романе, художественным отображением реальности Лев Толстой доказал:

– историческое движение не представляет собой плоскую, однозначно-понимаемую «прогрессивно-нравственную» линию

– исторически проживаемые формы имеют непреходящее культурное значение, и не как памятники «культуры», а как конкретный способ преобразования природы в существенных особенностях не восполнимый сменяющими его ступенями в отношении «потенциала личности»

«гуманистический человек» – не автоматический продукт эпохи или начётнической пропаганды, а результат приложенной к нему индивидуально правильной совокупности культурно-производительного труда

«Выигрывая в силе, проигрываем в расстоянии» – правило рычага приложимо и к производительным силам: нарастающая техническая сила производства одновременно снижает качество личности и ослабляет удерживавшее эту личность общественное ярмо.

Стихийное воздействие «постиндустриального уклада» таково: всё более, автономная личность, с одновременным нарастанием черт эгоистической индивидуальности. То, что называется: «с исчезающе слабой духовностью». Поэтому роль «сознательности» изменяется принципиально.

Ну, а люди «правящих классов», которые желают непременно избегать действительного общественно-полезного труда, обречены переживать «перемежение» истощающих страстей, ведущие к бессчастью.

«…Так ясно почувствовал преимущество косца работника в росистом лугу рано утром, пускай и в жар полдня, и бедственность его хозяина за раздражающей его газетой и кофеем, с озлоблением, тоской и геморроем» – Толстой Л.Н. Дневник 27 июня 1907.

Преодоление этих вариантов энтропии пока возможно только личным волевым и общественным культурно-организационным усилием. Возможно ли это всем обществом – дело будущего.

Читатели

Ещё и ещё раз: не померещилось ли всё это? Не случайно ли сошедшиеся факты вся эта история с истинным смыслом и назначением великого романа?

Выход лишь один – проверка. Если Толстой не литератор-эстетик, но зачинатель сильной идеи, она должна отозваться. Но мы уже убедились, насколько невосприимчивы оказались к его «намёкам» не только современники.

Про трёх человек можно сказать определённо, что они Толстого читали и отлично поняли – он не «писатель». И если личность что-то значит в истории, то именно эти трое имели определяющее влияние на судьбу страны: теоретик, теоретико-практик и практик. Не странно ли, что все они не только, мало сказать, перворазрядные политики, но и принадлежат к одной партии? Разумеется – РСДРП (в развитии, конечно). И после этого кто-то опять скажет, что победа (взнуздание хаоса) в смуте 17-го года большевиками – случайность? Раз именно эти оказались у кормила власти, значит…. все остальные – лишь неудачники, а мнения неудачников интересны только для разбора их неудач.

Каждый из троих сам не чужд «своеобразного» творчества. Поэтому и с Толстым у каждого особенные отношения.

Опасен. «Эсдек» Плеханов

При всём своём уме, когда дело касается политической борьбы, Плеханов не чурается хитрости. Вплоть до «прохаживаний» по поводу Толстовского ума…. А для Горького нужные слова находит и, оказывается, прекрасно понимает и необходимое, и достаточное для оценки художника: «Художник – не публицист. Он не рассуждает, а изображает. Тот художник, который изображает классовую борьбу, должен показать нам, как определяется ею душевный склад действующих лиц, как она определяет собою их мысли и чувства… И новое произведение Горького тем хорошо, что оно удовлетворяет даже строгому требованию с этой стороны».154