— Подначивать решила? Не боись, не сдуюсь. А коль дурными прикинетесь, отхожу огнём за милую душу. И одного, и другую, — изумрудный взор гулял между немного удивлёнными учениками. — Что глазами хлопаете? Челюсти подберите и проглотите тот факт, что плохо меня знаете.
— Умора, — Рэксволд от смеха сложился пополам.
— Долго репетировала? — улыбнулась уголком рта Эрминия.
— Вышло здорово… — Джон всё ещё таращился на аристократку в платье, речи которой вдруг стали непривычно чужими. — Но лучше так больше не делай…
Вампирша просияла обворожительной улыбкой:
— Я лишь хочу сказать, что мои плечи вынесут ношу обучения. А то, что вы не воспринимаете мои слова всерьёз — исключительно ваша проблема, — она подобрала котомку и двинулась к лошадям.
Костёр вдруг взорвался — всех сидевших, кроме Шойсу, опрокинула на спины волна огня, холодная и осязаемая, словно порыв ветра. Дроу же чары даже не задели.
— Чем скорее выучите заклинание, тем быстрее сможете поквитаться со мной, — в насмешливую фразу вклинился свист стали.
Лайла молниеносно обернулась и рефлекторно закрылась тем, что было в руках, — в котомку глухо вонзился кинжал. Проигнорируй вампирша угрозу, и тот бы вошёл точно между лопаток. Остолбенение рассыпало по рассудку немые вопросы. Лайла подняла взор на Рэксволда, единственного, кто не вернулся в сидячую позу после шутливой атаки, а стоял с перекошенным ненавистью лицом. Правые ножны пустовали, у левых, затрагивая пальцами кинжал, дрожала рука.
— Совсем долбанулся? — вскочивший Джон отвесил ассасину тяжёлую оплеуху и сразу сжал кулак, если её вдруг не хватит.
Рэксволд тряхнул головой. Обвёл спутников немигающим взглядом, словно оценивал их эмоции. Королевскую растерянность. Праведный гнев. Ледяную настороженность. И глубинную задумчивость. Вместо хоть какого-то объяснения, ассасин разбежался, запрыгнул на своего коня и, сорвав с ветки повод, помчался прочь.
— Ждите здесь, — швырнула Эрминия и бойко оседлала гнедую кобылу. — Ну же, пошла!!!
Вороной жеребец с треском таранил туманные заросли — ветки хлестали Рэксволда по лицу, но ему было всё равно. Необузданная ярость вела вперёд, будто маяк. Вдаль от всего, что дорого сердцу. Любимой… Друзей… Забытого кинжала с гравировкой змеи… который ассасин впервые за долгие годы не вернул в ножны после броска. Кинжала, каким он минуту назад чуть не убил Лайлу. Мысли мелькали тёмными стволами в белёсой пелене, а отголоски совести лишь подливали масла в огонь ненависти. Настолько, что рука рванула к ножнам на поясе — второй такой же кинжал со свистом полетел в сторону. Чёрт знает куда. И это место растворилось за спиной, жадно поглощённое болотным однообразием. Досада и злость сжали кулак до скрипа кожаной перчатки, повод хлестнул вороную шею, а стиснутые зубы закусили сырой воздух.
Под копытами хлюпала грязь. Временами попадались глубокие лужи, предупреждали бултыханием о губительном выборе пути. Однако выпучивший глаза конь доверял всаднику. Не знал, что в седле под оболочкой из плоти и крови таился вихрь испепеляющих эмоций, какие не остановит ни трясина, ни обрыв, ни даже скала.
Рэксволд тяжело дышал, разгонял прелую прохладу жаром тлеющей души. Бешеный взгляд бродил по туману, где раздавались то испуганные крики птиц, то угасающее хлопанье крыльев. Бродил, пока что-то не заставило его упасть на кулак… кулак, сжимавший недавно выкинутый клинок. Стиснутые до боли зубы разомкнул надрывный крик — сталь снова полетела в неизвестном направлении, а жеребец получил серию хлёстких ударов, словно был виноват в безумии, всецело охватившем человеческий разум.
Новый взмах поводьев, и вдруг тело выбросило из седла. Кувырок через голову смешал светлые и тёмные тона в картину безумного художника. Ощущение падения. Шлепок. Приземление обернулось немеющей спиной, сырым холодом под щекой и вонью вспоротой болотной жижи. Рэксволд всегда считал, что любителям свечить, козлить и кусаться место лишь на скотобойне. Игнорируя боль, он поднялся с намерением высечь коня до кровавых полос, если тот ещё не додумался убежать.
Жеребец находился рядом, всего в нескольких метрах… лежал с торчавшей из груди корягой, когда-то бывшей не до конца упавшим деревцем. Хриплое ржание. Потёкшая изо рта кровь. Судорожное дёргание ног в истыканной хвощом грязи. Агонию было видно невооружённым глазом.
Правда, чужие муки не вызвали сострадания в мокром ассасине. Наоборот. Перепачканная ладонь сжалась в кулак, в котором снова что-то твердело. Опущенный взгляд, пылающий неумолимой яростью, застал блеск лезвия. Нет, это был не запасной кинжал из набедренных ножен — всё тот же, с гравировкой змеи на рукояти…
— Рэкси! — донеслось из тумана, откуда резво нарастал чавкающий топот. — Рэкси!!! Где ты⁈ — выскочившая из пелены Эрминия рванула на себя поводья — заржавшая кобыла распахала жижу копытами. — Рэкси?..
— Не подходи. У меня что-то с башкой. Не хочу тебе навредить.
— Раз понимаешь, ещё не до конца двинулся, — северянка спрыгнула в грязь и опустила взор на дрожавший в кулаке кинжал: — Не дай грёбаному варгу управлять тобой.