Русские генералы как будто бы забыли о принципе сосредоточения сил, издавна проповедовавшемся германским военным руководством. Поставив себя на место противника, штаб фронта допустил роковую ошибку¸ хотя русские были превосходно осведомлены о «Плане Шлиффена». Русские думали так, как поступили бы сами, и, к сожалению, вот этот разброс сил и средств, стремление прикрыть коммуникации, действия в одну линию и проч. будут присущи большинству русских командиров на протяжении всей войны. Соответственно, для преследования могли быть выделены исключительно незначительные силы.
Русские командиры как будто не могли подумать, что борьба за Кенигсберг большими силами фактически означала сдачу всей Восточной Пруссии русским. Ни при каком раскладе немцы не могли пойти на то, чтобы запереть сто тысяч войск (половину всей восточнопрусской группировки) в крепости. Можно было предположить, что эти немецкие корпуса отступят за Вислу из Кенигсберга, однако такой вариант также означал раздробление 8-й германской армии и – ту же самую потерю Восточной Пруссии. Тем не менее на юг, на соединение со 2-й армией, отправился только слабый конный отряд В.И. Гурко. Приковав 1-ю армию к Кенигсбергу, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта Я.Г. Жилинский предоставил немцам свободу маневра по организации уничтожения 2-й русской армии А.В. Самсонова.
С другой стороны, имея на своих флангах крепость Кенигсберг и Летценский укрепленный район, генерал Ренненкампф неизбежно сковывался в свободе своих действий. Германские крепостные районы угрожали операционным линиям наступавшей русской армии, и в случае отхода туда крупных сил противника неприятель мог реально «запереть» 1-ю русскую армию в Пруссии. Летценский укрепленный район разъединял русские армии, и в этом, собственно, и было его единственное назначение. Выходом мог стать своевременный штурм Летцена, но туда лишь в ходе операции был послан выдернутый из 2-й армии 2-й армейский корпус, который в итоге не успел ни взять Летценские укрепления, ни помочь армии А.В. Самсонова.
К 15 августа, когда немцы уже окружали 2-ю армию, конница Г. Хана Нахичеванского уперлась в форты Кенигсберга или ушла в западном направлении на широте крепости. Новейшие исследования показывают, впрочем, что все было не так просто, и вполне вероятно, что русские даже и не дошли до передовых кенигсбергских укреплений. Максимум – конными разъездами[136]
. В таком случае вопрос о «неторопливости» командарма-1 приобретает несколько иной смысл. Выходит, что он не поспешал ни на штурм немецкой крепости, к которой сам же приковывал вверенные ему войска, ни на помощь 2-й армии.Следовательно, Ренненкампф в полной мере воспользовался тем, что штаб фронта раздробил фронтовую операцию на две изолированные армейские, и готовился наверняка выполнять собственную цель – овладение географическим пунктом Кенигсберг. При таком подходе командарм-1 еще более усугублял те оперативные ошибки, что были сделаны штабом фронта, и не предпринимал никаких мер к их исправлению. Более того – «неторопливость» русских позволяла немцам выиграть необходимое время для организации удара по 2-й русской армии.
Но теперь, после бессмысленного движения на север, «вдруг» прозревший генерал Жилинский приказал бросить всю кавалерию на юг, для спасения. Конечно, было уже слишком поздно: по выражению Ю.Н. Данилова, выпустив неприятеля из сферы своего наблюдения, Ренненкампф и Жилинский «оказались вне возможности оценивать обстановку по ее действительным данным». Участник войны сообщает, что в ходе мобилизации, когда высшие штабы должны были заняться подготовкой предстоящих операций и устройством тыла, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта имел время и желание вмешиваться в различные мелкие вопросы, которые часто лежали даже вне его компетенции. Так, переписка одного из офицеров крепости Новогеоргиевск о вступлении в законный брак (на это требовалось разрешение высших инстанций) вместо Главного штаба в Санкт-Петербурге, который и занимался данными проблемами, случайно угодила в штаб Северо-Западного фронта. Главкосевзап не постеснялся компетенцией и временем вмешаться в этот вопрос, собственноручно наложив отрицательную резолюцию на прошении офицера. Б.Н. Сергеевский комментирует данный случай: «Итак, ген. Жилинский в самый разгар подготовки и начала Восточно-Прусской операции находил время и силы для личного разбора подобных мелких дел и наложения собственноручных подробных резолюций»[137]
. Недаром современники говорили, что Жилинский вел себя как завоеватель, сатрап, уже одержавший победу в войне, став главным действующим лицом этой победы.