Крах всего святого

— Тогда я еще не знал этого имени, — продолжил Фабрис, — но с первого же взгляда на эту вещь я почуял в ней что-то зловещее, неестественное; то, что лучше не тревожить. Я — а заодно и еще несколько человек, которые видимо, чувствовали то же самое — предложили утопить зеркало в озере, но господин Отес пропустил наши слова мимо ушей. Напротив — его так восхитила эта безделица, что он с утра до ночи мог провести подле нее, позабыв обо всем на свете. Как ни удивительно, все странности тут же прекратились — мы соотнесли это с упокоением души несчастного и, воспарив духом, вновь принялись за работу. Мартин же с того дня почти не покидал свою комнату, пропуская даже трапезы. Еду он просил приносить к себе в покои — и едва забрав поднос, вновь запирался изнутри. Как-то раз под ночь, принеся ему пищу, я решил выяснить, чем он занимается — склонившись под дверью и затаив дыхание, я услышал, как Отес что-то бормочет взволнованным шепотом. Но спустя мгновение меня прошиб холодный пот — ведь кто-то ему отвечал…кто-то

— Тогда я еще не знал этого имени, — продолжил Фабрис, — но с первого же взгляда на эту вещь я почуял в ней что-то зловещее, неестественное; то, что лучше не тревожить. Я — а заодно и еще несколько человек, которые видимо, чувствовали то же самое — предложили утопить зеркало в озере, но господин Отес пропустил наши слова мимо ушей. Напротив — его так восхитила эта безделица, что он с утра до ночи мог провести подле нее, позабыв обо всем на свете. Как ни удивительно, все странности тут же прекратились — мы соотнесли это с упокоением души несчастного и, воспарив духом, вновь принялись за работу. Мартин же с того дня почти не покидал свою комнату, пропуская даже трапезы. Еду он просил приносить к себе в покои — и едва забрав поднос, вновь запирался изнутри. Как-то раз под ночь, принеся ему пищу, я решил выяснить, чем он занимается — склонившись под дверью и затаив дыхание, я услышал, как Отес что-то бормочет взволнованным шепотом. Но спустя мгновение меня прошиб холодный пот — ведь кто-то ему отвечал…

Фабрис надолго замолчал, а великий магистр попытался осмыслить его слова. Признаться, услышь он эту историю не так давно, то счел бы рассказчика умалишенным. Но теперь, после того, что он застал в Мьезе, рассказ старика не казался таким уже невероятным. Тем временем, тот вновь начал говорить — и голос его звучал еще тише и печальней обычного.

— В ту же ночь я рассказал обо всем несколько друзьям, и мы приняли решение отплыть в город на рассвете. Увы, но, оказалось, было уже поздно… Ранним утром я пошел будить своих приятелей — так как осталось нас не больше пары дюжин, из общей залы мы перебрались в отдельные спальни — но не нашел ни единой души. Поначалу я был весьма раздосадован, думая, что меня попросту забыли, но страшная догадка ждала меня на кухне, куда я пошел, услыхав чьи-то голоса. Но то, что я увидел… — Фабриса передернуло. — Кровельщик по имени Серж разделывал своего приятеля тесаком прямо на полу, словно свиную тушу. «Что ты творишь?» — в ужасе вскричал я и тут он повернул голову. В его глазах не было ничего — ни страха, ни ярости — лишь полное безумие, поглотившие его душу. «Ты… — забормотал он. — Ты тоже с ними? Я знаю, я знаю, ты тоже…» и двинулся в мою сторону. Развернувшись, я попытался сбежать и наткнулся на одного из слуг Отеса — в руках его был колун и лишь чудом я смог избежать удара, что снес бы мою голову. Выбежав в коридор, я на миг оглянулся — и увидел, как те двое сошлись в страшной схватке…

Старик задался в очередном приступе кашля. Вода не помогла — лишь через время он смог отдышаться и продолжил, смахнув с глаз выступившие слезы.