Красавица и чудовище

— Кэти, — осторожно спросил он после паузы, во время которой он сам осмысливал, что сказать, — что произошло между тобой и Элиотом Барчем? Я думал… э-э-э… — Он сделал паузу, не желая, чтобы его слова прозвучали так, как должны были: что он был рад видеть ее с тем, кто с ней так хорошо обращался, с человеком, которого он был бы рад и горд назвать своим зятем.

«Ты думаешь, что он был прекрасным принцем, — грустно улыбнулась Катрин самой себе, — да, и я так думала…»

После всех подарков, которые он посылал ей, после балетов и представлений… после этих прогулок под руку по тротуарам («что было бы, если бы он мог позволить себе лимузин!»), глядя на огни, отпуская шутки, слушая сладкую меланхолию саксофонов на углу улиц, вдвоем изумляясь волнующей сердце эксцентричности Нью-Йорка… почему бы и нет?

«Я люблю тебя. Я хочу тебя…»

«Кэти, не бросай меня…»

— Эллиот Барч, — сказала она, медленно вращая рюмку на белой скатерти, ее глаза не отрывались от тускло мерцавшего на поверхности вина отражения свечей, — или скорее адвокат Эллиота Барча, но с его подачи, ты ведь знаешь, что это одно и то же, нанял фирму «юридических консультантов», чтобы «убедить» горстку пожилых людей переехать из многоквартирного доходного дома, который Барч собирался купить и потом разрушить для выполнения своего собственного проекта. Им удалось вынудить нескольких — поджигали подвал, пытались отключить электричество… Грязные вещи. Жестокие.

— Понятно, — сказал отец, и на какое-то время воцарилась тишина. Затем он попробовал соотнести эту тактику с человеком, который так щедро делал пожертвования на благотворительность, который был так обаятелен и вел себя так уважительно. — Не лучше было бы для них просто перебраться?

— Если бы они могли найти место ближе, чем Высоты Ямайки, где можно снять квартиру дешевле, чем за четыреста долларов, — может быть, — ответила Катрин; в ее голосе снова прозвучала ожесточенность былого столкновения. Она взглянула на него, ее зеленые глаза казались напряженными в свете свечей. — У всех у них были твердые доходы, папа, шестьсот — семьсот в месяц. А кроме того… это был их дом. Он был их домом двадцать — тридцать лет. Там у них были друзья, знакомые, люди, к которым они могли обратиться…

— Ясно, — сказал он, кивая головой, и она поняла, что он не задумывался об этом раньше. Не задумывался об ужасной беспомощности, ужасной зависимости, о существовании тех, кто стар и беден. И действительно, почему он, для которого десять центов никогда в жизни не были предметом мечтаний, должен был задумываться об этом? Его бы никогда не посмели выгнать из той просторной квартиры, где выросла Катрин, чтобы ему пришлось испытать зависимость от милосердия и доброты других.

Она увидела, что он озабочен, перегнулась через стол и потрепала его по руке.

— После этого… — Она сделала паузу, чтобы выровнялся ее голос, и продолжала: — После этого я не могла смотреть на Эллиота.

И это так похоже на Эллиота, подумала она, без аппетита возвращаясь к своему каннеллиони, сделать наибольшее пожертвование Музыкальному обществу, чтобы обеспечить себе приглашение на вечер, где, без сомнения, будет и она.

Может быть, потому что она прочла главу или около того из книга Алана Визо, чтобы уснуть, ей снился ужин в итальянском ресторанчике, устроенном в гроте возле затерянного розово-красного городка Петра, когда ее разбудил стук в застекленные створчатые двери ее спальни.

Поворачивая голову, лежащую на подушке, она увидела на террасе позади развевающегося белого газа занавесок темный силуэт Винсента, подчеркнутый сиянием городских огней позади него.

Она выкатилась из кровати и в одной белой шелковой пижаме побежала, чтобы открыть дверь и выйти наружу.

— Прости, что разбудил тебя, Катрин…

— Что-то случилось? — Было не поздно — не было даже двенадцати, — но позже, чем он обычно появлялся вечером в выходные. Неромантично, может быть, но он очень серьезно относился к тому, что она работает. Но даже в полутьме террасы, освещенной только слабым светом, идущим снизу, она увидела, какое у него озабоченное лицо.

— Дело в Отце.

— Что случилось? — «Заболел», — подумала она. Он был врачом Нижнего мира… Она знала, что Отец передал Винсенту некоторые свои знания, но недостаточные, чтобы в случае необходимости позаботиться о нем самом.

Винсент покачал головой, у него был встревоженный голос:

— Он сегодня поднялся Наверх, в первый раз, насколько я помню. Он должен был вернуться уже давно. Он где-то в городе… — Он повернулся, чтобы посмотреть на костры огней внизу, их отблески играли на плечах его кожаной накидки, в глубине его глаз. — Катрин, мне нужна твоя помощь.

— Конечно, я помогу.

Он помолчал и с жестом отчаяния и беспомощности продолжал: