Красавица и чудовище

Он открыл средний ящик шведского бюро, вынул толстую стопку вырезок из медицинских журналов, изданных после 63-го года (Отец пришел в туннели намного раньше), сложенный лист с заметками о дренажных трубочках, ксерокопию статьи о зыбучих песках, присланную одним из Помощников. Он проверил записные книжки, пролистал открытые книги в поисках заметок, которые там могли быть между страниц… все это время осознавая, что если Отец, подобно большинству других, спустился Вниз, не имея ничего или почти ничего, то, вероятно, ничего нельзя будет и найти.

И так казалось долгое время. Сидя скрестив ноги на потертом ковре, покрывавшем пол подземелья, окруженный сиянием ламп и свечей, Винсент разбирался в вещах Отца: в сотнях карт, которые служили ему в бесконечном возложенном на себя самого труде составления схемы Нижнего мира; заметки об истории этого мира, составленные по рассказам тех, кто родился и вырос здесь, кто прожил здесь дольше других, — Паскаль, Винслоу, женщина по имени Грейс, которая была матерью его друга Девина и являлась «матриархом», когда появился Отец; медицинские записи о тех, кто жил Внизу или когда-либо жил там. Там были медицинские журналы, подобранные на свалке колумбийской медицинской библиотеки или присланные (что происходило чаще) доктором Алькоттом, одним из старейших Помощников; стопки вырезанных заметок на самые разные темы: от загрязнения окружающей среды до постепенного отмирания железных дорог; коробки со старыми письмами, которые Отец находил между страниц тех книг, которые появлялись у него из самых разных источников.

Но ничего относящегося к какому-нибудь событию в 1950-х годах — ничего, что имело бы отношение к прежней жизни Отца. Как будто, повернувшись спиной к этому миру физически, он сделал то же самое в своем сердце.

Со вздохом Винсент поднялся на ноги, распрямляя усталые плечи, затекшую шею. Было уже за полночь, и Наверху земля и весенняя ночь были холодными. Он надеялся, что Отец сейчас спит где-нибудь в тепле, в сухости, что у него было чем поужинать. Ночь за ночью на улицах города он видел людей, свернувшихся в тени парадных, спящих на тротуарах, как усталые собаки.

Медленно, неохотно он перешел в темный альков под ступенями галереи, где у Отца была спальня. Чувство того, что он вторгается в запретную область, все возрастало, нежелание раскрывать чужие секреты боролось с тем, что сказала ему Катрин. «Все, что ты найдешь, нам поможет». Лишь мысль о том, что Отец сейчас может спать в холоде, голоде и сырости, заставила его приблизиться к большому шкафу — лишь воспоминание о своих собственных злоключениях тогда, когда он не мог найти путь Вниз, заставило его открыть исцарапанные дверцы орехового дерева.

Внутри он нашел одежду Отца, коричневый халат, сшитый ему Мэри, кожаную жилетку и кучу свитеров и рубашек, которые он надевал, спасаясь от пронизывающего холода туннелей. Вязаные муфты, его ботинки, толстая вязаная повязка, которую сделала Мэри, чтобы дополнительно защитить его больное колено. Его перчатки, без пальцев, порванные, заляпанные чернилами… его палка.

Винсент нахмурился. Если он оставил свою палку, у него должно было быть что-то другое, на что опереться, другая палка или трость… так же как и другая одежда. В нижних ящиках не было ничего, кроме простыней и стеганого одеяла. В верхнем ящике…

Винсент вытащил небольшой кусочек пластика, лежащий на полке, повернул его на свет. Читтенденский исследовательский институт, сотрудник. И маленький красный квадратик.

Отодвинув в сторону халат, он заметил что-то в глубине шкафа. Он протянул руку в глубокую тень и вытащил фотографию в рамке, черно-белую фотографию, тщательно хранимую под стеклом. Он повернул ее, чтобы на фотографию упал свет.

Это был свадебный снимок. Отец с темной бородой и лицом, бывшим моложе, тоньше и не таким морщинистым, стоял в смокинге, обнимая за талию одну из прекраснейших девушек, которых Винсент когда-либо видел. Что-то в ней было от белокожей красоты Катрин — ее светлые волосы были скрыты под целым морем вуалей и цветов, но лицо, обращенное к Отцу, сияло от радости.

Винсент почувствовал, что у него защемило сердце от жалости и боли за этих двух людей, что бы ни разорвало союз между ними — что бы ни разлучило Отца и эту девушку.

На оборотной стороне фотографии, между ней и прикрывающей ее картонкой, был конверт без адреса или надписи, сложенный и измятый. Винсент принялся открывать его, но остановился, чувствуя, что совершает предательство. Снова посмотрев на фотографию, на сияющие лица Отца и его невесты, он понял глубину и силу той раны, которая заставила Отца произнести слова «забыть мир, который я когда-то любил». Он не мог заставить себя обнажить эту последнюю тайну, раскрыть последний секрет, так тщательно охранявшийся Отцом.