Красавица и чудовище

Наступила заполненная абсолютной тишиной долгая пауза, во время которой Мышь крутил головой, с надеждой всматриваясь в полукруг лиц, не желая верить в то, что его друзья так поступают с ним. Толпа начала рассеиваться, люди исчезали в вестибюле и уходили по туннелю Длинной галереи к своим комнатам, тихонько переговариваясь, но никто из них не посмотрел на него и не заговорил с ним, даже не обратил на него внимания, словно его не существовало, хотя он звал их по именам.

— Вы шутите, да? — взывал он к ним. — Ведь это же шутка… Паскаль!.. — Но Паскаль отвел свой взгляд, больше всего на свете желая очутиться в переплетении труб Центра Связи, который он так любил. Мышь глядел на проходящих мимо него, и надежда на его лице сменялась выражением ужаса. — Кьюллен… скажи хоть что-нибудь… Киппер… Джеми! — Он схватил ее за руку и остановил — Это ведь просто шутка, да? Ведь ты же была на моей стороне…

Но стройная девушка беспомощно смотрела мимо него — одинакового роста, светловолосые, они походили на брата и сестру — глазами, полными слез. Затем, не произнеся ни слова, она освободила руку и отвернулась. Обескураженный, Мышь попытался остановить ее, но между ними встал Винсент, и Джеми, пригнув голову, сгорбившись под своей стеганой курточкой, проскользнула в дверь.

— Винсент! — неистово взмолился Мышь. «Винсент тоже плевал на эти дурацкие правила…» Он умоляюще смотрел в глаза своему другу, прося его подтвердить это. «Винсент же мой друг. Нашел меня тогда, вытащил на себе, принес сюда… читал мне, разговаривал со мной… скажи же мне что-нибудь теперь, Винсент…»

Но законы нельзя было нарушать — потому что они были единственным достоянием этой коммуны Нижнего мира. Страдая от тех чувств покинутости и обескураженности, которые обуревали Мыша, Винсент посмотрел ему в глаза, пытаясь взглядом сообщить, что он по-прежнему остается ему другом… а потом отвернулся.

— Ты тоже, Винсент… — прошептал Мышь, отшатнувшись, словно Винсент ударил его. Потом, страдающий и неистовый, он рванулся к двери, отталкивая тех, кто еще не успел миновать ее, и исчез в темноте.

— Ты хотел меня видеть? — спросила Катрин, осторожно приоткрывая дверь в кабинет Джо Максвелла — осторожно потому, что мишень для метания дротиков висела в кабинете футах в трех от двери, а Джо отнюдь не был таким снайпером, каким он себя считал. Как она и ожидала, он сидел, сбросив пиджак, положив ноги на стол, и, распустив галстук, целился дротиком в мишень — таким его видели все и всегда. При ее появлении он встал, с грустным и недовольным выражением на мальчишеском лице.

— Ага, — нескладно произнес он, и Катрин подумала: «Боже мой, он хочет всучить мне какое-то дело, за которое никто не хочет браться…» Этот взгляд она уже знала. — Заходи же.

— А в чем дело? — Она подошла к его столу, тоненькая и стройная, в темно-синей шелковой блузке и брюках. Утреннее солнце, проникавшее через широкие окна кабинета, заливало поверхность стола, напоминавшую ей, как обычно, помещение государственного архива, разграбленного террористами.

Он вздохнул, нахмурясь:

— Дело Авери.

Катрин даже застонала в душе:

— О Боже, неужели еще один свидетель отказался от своих показаний… — забыв, что на нынешнем этапе у них вообще не было ни одного свидетеля по этому делу.

Джо принялся расхаживать по кабинету, по привычке размышляя вслух об известных им вещах:

— Макс Авери такая же сволочь, как и все свидетели, — произнес он с жестом невыразимого отвращения при воспоминании о судебном заседании. — Это знаю я, это знаешь ты, это знает каждый продавец сосисок на улице, но никто не может доказать это. Мы уже поговорили с Волдропом, Снодгрэссом и Мертенсом и сказали им, что прекрасно знаем — их подмазали, чтобы они держали язык за зубами. Хочешь знать, чего мы от них добились? — Присев на угол стола, он показал ей большую фигу. Катрин кивнула, припомнила собственные попытки собрать показания по этому делу и, когда ей это не удалось, свою злость на Авери, на тот мир, в котором могут существовать подобные типы…

Но тут же ей пришла в голову мысль: «Почему он старается убедить меня?» В ее душе зародилось подозрение, превратившееся в уверенность, когда Джо отвел в сторону взгляд своих темных глаз.

— Морено считает, что ты… Слушай, есть один крупный предприниматель, который не ответил нам категорическим отказом…

Ее захлестнула ярость, настолько сильная, что волосы на голове зашевелились.

— Нет, — деланно-спокойно произнесла она, — не проси меня об этом, Джо, даже не пытайся делать это.

Он беспомощно развел руками:

— Ты думаешь, мне нравится делать это? Но я всего лишь сотрудник нашей конторы. — В его голосе. появились фальшиво-веселые нотки, как будто он хотел сказать: «Слушай, да всего-то и делов…» — Тебе надо только переговорить с Эллиотом Барчем…

— Мои отношения с Эллиотом Барчем, — произнесла Катрин, сама удивляясь тому, каким холодом повеяло от ее слов, — являются моим личным делом, не говоря уже о том, что это мне крайне неприятно. Все уже в прошлом.